Подразделение венгерского Европола делало свою работу как умело. Комиссар надеялась, что хотя бы честно. В чем не была до конца уверена. Раскрыть некоторые преступления не удавалось потому, что кто-то в полиции этого не хотел. Мир подпольного антиквариата переполнен деньгами. Отчего бы не поделиться ими с полицией. Чтобы проявили немного беспомощности.
Из вежливости дослушав доклад, комиссар поблагодарила за проделанную работу.
— На сегодня все, господа, — сказала она, вставая из-за стола совещаний. — Инспектор Карой, останьтесь.
Офицеры по одному выходили из конференц-зала. Последнего Габриель попросила закрыть дверь за собой, подошла и села рядом. Кароя она знала много лет. И могла доверять. Вместе учились в полицейской академии в Париже.
— Ты понимаешь, как важно, чтобы никто ничего не знал?
Она говорила тихо. Нельзя быть уверенным, что все микрофоны конференц-зала выключены.
— Жанна, мне бы ты могла этого и не говорить.
— Если операция удастся, я смогу назначить тебя руководителем венгерского филиала.
— Чтобы меня медленно поджарили? Нет, спасибо…
— Что же ты хочешь? — спросила она.
— Того же, что и ты: поймать его.
— Спасибо тебе, Карой.
— Не благодари заранее. Чтобы не сорвалось.
Габриель даже шепотом не решалась спросить. Карой улыбнулся и подбодрил:
— Задавай свой вопрос.
— Агент надежный?
— Опытный и надежный. Все хорошо.
— Значит, остается ждать?
— Ничего другого нам, Жанна, не остается.
— Тогда наберемся терпения.
— Пойдем, выпьем чего-нибудь? — Карой подмигнул. — Тут поблизости неплохой бар. Или начальству Европола запрещено пить с подчиненными?
Габриель похлопала его по щеке. Как хорошо, что десять лет назад она не поддалась эмоциям и не вышла за него замуж. Сейчас была бы скучной домохозяйкой. Наверняка он заставил бы ее переехать в этот провинциальный Будапешт. Она победила чувства, и теперь ее карьера набирает скорость. Габриель ставила для себя высокие цели. Операция в Будапеште должна приблизить ее к поставленной цели еще на одну ступеньку.
Она вежливо отказалась от приглашения. Сказала, что за день так устала, что хочет лечь пораньше и хорошенько выспаться.
36
В десять вечера Катарина приняла душ и легла. Но уснуть не смогла — сна не было ни в одном глазу. Она не ощущала ни голода, ни жажды, хотя последний раз ела за обедом с Карлосом. Дома сделала бутерброды с салями, но не смогла даже откусить от них. Любимые бордовые кружочки с точками жира вызвали рвотный позыв. Бутерброды отправились в ведро. Катарина заварила кофе, но запах показался настолько мерзким, что она вылила чашку в раковину. Тошнота подкрадывалась тихонько и незаметно отступала. Ничего не оставалось, как отправиться в постель.
Она лежала с открытыми глазами. На потолке подрагивали блики уличных фонарей. От соседей доносились невнятные звуки, бренчал по рельсам трамвай, проходивший под окнами. Сквозь пол пробивались звуки телевизора. В ее голову проникал только один звук: стук секундной стрелки. Она ощущала каждое движение часовых колесиков, будто они медленно и неизбежно затягивали ее в черную бездну. Катарине казалось, что часы высасывают ее тело. И душу. Она не боялась. Она перестала принадлежать себе. Неизвестная сила подчинила, заставляя делать то, что ей уже совсем не хотелось делать. Любопытство журналиста, желание добыть сенсацию и купаться в лучах славы — все это не имело никакого значения. Она понимала, что никому и ничем не обязана, что она может выключить телефон, проглотить таблетку снотворного и провалиться в такой глубокий сон, из которого очнется только к вечеру следующего дня. Ничего не будет. И все будет по-прежнему. Катарина очень хотела отступить. И не смогла.
В три часа утра после бесцельного лежания она встала, заказала такси на полпятого и больше не ложилась. Еще раз приняла душ, не чувствуя, ледяной он или обжигающий, завернулась в полотенце и села около окна. Небо немного светлело, день обещал быть ясным и безоблачным. Катарина задумалась: что же взять с собой? Диктофон? Блокнот с ручкой? Или приехать с пустыми руками? Положить в сумку баллончик с перцовым газом? Или прихватить кухонный нож? А может, сломить гордость, позвонить ему и попросить, чтобы поехал вместе с ней? Чтобы ей не было так оглушительно страшно? Только представив, как Карлос сделал непонимающее лицо, Катарина разозлилась. Будь что будет, ни за что не проявит перед ним слабость. Он еще пожалеет.