Мёртвая душа

Проводник проверил мой билет и проводил до купе, где я тут же устроилась, закрывшись на защёлку. Где-то через полчаса раздался очередной свист, и поезд дрогнул, начиная движение. Я вцепилась в сидение и выпрямила спину, убеждая саму себя, что ничуть не напугана. Почему-то скакать галопом без седла куда легче.

Впрочем, через пару часов страх отступил. Я расслабилась и села поудобнее, не отрывая взгляда от пейзажей за окном.

Природа Севера невероятно красива. Раньше все доступные мне пейзажи ограничивались территорией дворца — огромной на первый взгляд, но за восемнадцать лет моего заключения ставшей крошечной.

Хотя я бывала в лесу. Приходилось несколько раз выезжать на охоту, но путь всегда был одинаков — королевские охотничьи угодья. Я и там умудрилась заблудиться, и страх остаться в снегах навечно не позволил мне насладиться природой.

Теперь за окном я видела горы — огромные, величественные горы, покрытые изумрудной зеленью с белоснежным навершием, словно шапочкой. Я видела, как в Белое озеро входит Скорбная река, как с ужасающей мощью Водопад Плакальщиц бьётся о его зеркальную гладь, а из брызг рождается радуга.

Видела пастбища тонкорунных овец, видела пастухов и их псов. Видела деревеньки, что каждым домиком и покосившимся забором рассказывали мне свои истории. Не нужно было слышать слов, чтобы улыбаться от чувства странного умиротворения внутри.

Солнце спряталось за горизонтом, а значит, вскоре поезд должен подойти к станции Северо-Восточная. Я взяла свои вещи и направилась в уборную.

По узкому коридору, шатаясь, шла продавщица сладостей. Наверное, я шаталась точно так же. Я старалась сохранить невозмутимый вид, но нет-нет, да всматривалась сквозь мутноватые стёкла купе в сидящих то за газетой, то за чаем, то за шахматами людей.

Уборная, на моё счастье, оказалась свободной. Я закрылась на замок и надолго замерла, бездумно разглядывая своё отражение. Очнулась, когда поезд дёрнулся особенно сильно — видимо, замедляет ход.

Нужно собраться.

Руки отказывались слушаться, но я методично сдирала с чемодана все декоративные детали. Добившись нужной потрёпанности, принялась за себя. С трудом открыла окно, и в лицо тут же ударил сыроватый вечерний воздух. Захотелось постоять так ещё немного, но нельзя было терять ни минуты.

Шляпка улетела в окно, за ней и перчатки. Платье пришлось изорвать на куски и пока спрятать в чемодан. Оделась в мужской костюм, зашнуровала сапоги, старые же отправила вслед за шляпкой и перчатками.

Повернулась к зеркалу и зажмурилась. Остался последний штрих — волосы. Их нужно состричь — всего-то, но рука не поднимается.

Как я могу просто взять и отрезать то, что растила почти всю жизнь? Мои чёрные пряди, черта, унаследованная от матери.

Как я вообще решилась на всё это? Сбежала из дома, переоделась в мальчишку, притворилась вольным рабом, чтобы… чтобы что? Избежать брака, избавиться от клетки и обречь себя на другую — побольше и не такую красивую?

Что меня ждёт в Донге? О Вокан, старший бог, Вейла, всезнающий учитель, — к кому из вас мне обращаться? Скажите, что же меня там ждёт?

(Примечание автора: Вокан — верховный бог Севера, у него есть дети: Во — бог природы, и Кана — богиня человеческой сути. Вейла (Вей Ла) — бог Востока, всезнающий учитель, что ведёт под руку процветание всего сущего.)

По щекам покатились слёзы, настолько отвратительные, что мне стало тошно от самой себя.

Я жалкая. Я трусливая и жалкая. Притворилась смелой, но не могу играть эту роль до конца. И на чём же я сдалась? На волосах! На жалкий волосах, которые всё равно когда-нибудь отрастут.

Громкий всхлип утонул в шуме проезжающего мимо поезда. Лампочка замигала, словно намекая — времени нет.

Слышишь, Сяору? Времени нет. Прощайся уже, наконец, и сделай то, что должна. Разве ради слёз ты совершила весь этот путь?

Меня трясло. То ли нервы тому виной, то ли мчащийся в никуда поезд — не знаю.

А разве поезд мчится в никуда?

Я взяла прядь волос и состригла её по самый висок.

В никуда? Я же брала билет до свободы, так почему же сейчас не верю в это?

Но разве в Донге меня ждёт свобода? Вечные тайны, ложь и страх быть найденной. Какая же я глупая. Почему, покинув дом, я вдруг почувствовала себя проигравшей?

Не нужно этих мыслей.

Да, я поменяла одну клетку на другую. Да, мне никогда не обрести свободу, но так ли она мне нужна? Я ведь даже понятия не имею, что это. Разве свобода — это не выбор? И я уже сделала свой выбор, поздно отступать.

Прядь за прядью я состригала волосы. Замерла только тогда, когда самая длинная их часть едва прикрывала кончики ушей.

Слёзы высохли, оставляя стянутое ощущение на коже. Щёки и нос щипало, голова болела, словно волосы передали ей свои страдания.

Поезд остановился.

— Даже мальчишка из тебя никудышный, — сказала своему отражению — краснощёкому и пухлогубому — а оно в ответ только шмыгнуло. Тоже, видимо, любит себя пожалеть.

Из уборной вышел Робао, оставив Сяору в разводах стекающих по раковине слёз.