Сквозь пылевую завесу, поднявшуюся вслед за проскочившей вперед легковушкой, Сергеев увидел, как собака, схватив след верхним чутьем, потянула милицейский наряд к хутору.
За низкими домиками, прятавшимися в группе пирамидальных тополей, виднелось накатанное шоссе, размытое маревом миража, словно кто полил его водой.
Последующие события развернулись на глазах у Сергеева и его спутников за считанные секунды.
С расстояния примерно трехсот метров они увидели, как от крайней хаты, когда проводник с собакой были уже недалеко, метнулась к шоссе плотная фигура в военном обмундировании о солдатским вещмешком за плечами, пересекла открытое пространство и, повиснув на кузове машины, прицепилась к заднему борту катившегося через хутор грузовика.
— Гайворонский? — спросил Сергеев у стоявшего рядом парашютиста Иванова.
Тот отрицательно мотнул головой:
— Не он. Какой-то хлопец-новобранец. Тоже здоровый, а только Гайворонский будет куда складнее.
Из кабины донесся голос Мещерякова:
— Нажмите, водитель! Квалифицированный разведчик уходит!
Водитель нажал, стоявшие у кабины Сергеев и Крамаренко с Ивановым едва не вылетели из кузова. Все трое увидели, как майору Джегурде на своей эмке удалось обогнать грузовик и метрах в пятидесяти от него развернуться поперек дороги.
Шофер ЗИСа нажал на тормоза, едва избежав столкновения, распахнул дверцу и, озадаченный, выскочил на дорогу. К нему уже подбегал с пистолетом в руке Джегурда. Одним махом влетев в кузов, направил оружие на и не думавшего сопротивляться «квалифицированного разведчика». Полуторка остановилась за ЗИСом, и Сергеев увидел, что преследуемый никак не может быть командиром диверсионной группы, хоть и напялил на себя офицерские сапоги и с чужого плеча обмундирование с лейтенантскими кубарями в петлицах. Крупный, но рыхлый парень с детским, круглым лицом стоял, высоко подняв руки, и трясущимися губами не мог выговорить даже «мама».
— Вижу, что не Гайворонский, — обернувшись к Иванову, сказал Сергеев, заметив, как, иронически глянув на него, поправила выбившуюся из-под пилотки огненную прядь Коломейцева. Иванов, с опаской оглядываясь по сторонам, только рукой махнул.
Майор, не выпуская из рук пистолета, быстро обыскал парня, вытащил из его карманов разную мелочь, пачку денег в банковской упаковке, приказал опустить руки.
— Кто такой? Имя, отчество, фамилия? — срывающимся от досады голосом спросил он.
— Степа… Степан Алексеевич Глушко…
— Так!.. — начал было майор, выругавшись, но, помолчав, взял себя в руки, продолжал спокойнее: — Где же ты, Степан Алексеевич, лейтенантскую форму отхватил?
— То ж не я! То сам товарищ лейтенант! Там, возле Мокрой балки!.. Хлопцы послали узнать, чи есть на хуторе люди, а лейтенант как с неба упал, наставил на меня пистолет и приказывав все свое снять, а все, что на нем, — надеть и бегом к хутору. «Не побежишь, — говорит, — пуля догонит». Ну я и побежал.
— Деньги тоже его?
— И деньги его. Мне чужого не надо…
— Сам-то как в степи оказался?
Парень умолк, не сразу ответил:
— К тетке Ванюшки Крайнюка на хутор шел…
— Значит, вы с Ванюшкой Крайнюком из того эшелона, что под бомбежку попал?
— Ну да… Ребята от самолетов разбежались по степи, а Ванюшка мне говорит: «Пока бомбят, у тетки на хуторе пересидим, а улетят немцы, в эшелон вернемся и воевать поедем».
— А что ж Ванюшка сам на хутор не пошел?
— Так его ж тут все знают. Увидят и скажут: «Дезертир». Вроде как с фронта убежал.
— А вы все, значит, не дезертиры, просто к тетке в гости пошли?
— Ну да…
— Вот это действительно «да»! Так можно и до конца войны у тетки на хуторе просидеть.
— Та не, до конца войны мы не говорили, только пока бомбежка.
— Ладно… В Мокрой балке как оказались?
— А где ж еще? Вода только там… До хутора не дошли, увидели на шоссе военные машины, поховались в балке.
Сергеев переглянулся с Коломойцевой.
— Вот что, Степан Алексеевич, — сказал он задержанному. — Быстро снимай с себя лейтенантскую форму и клади сюда.
Коломойцева уже протягивала ему мешок из плотного пергамента. Майор, оглянувшись на них, сказал:
— Вы правы: самого Гайворонского нет, но форма и запах его есть.
— А форма будет подвергнута у нас самой тщательной экспертизе, — добавил внимательно наблюдавший за этой сценой капитан Мещеряков.
— Кроме формы и запаха Гайворонского, — добавила Коломойцева, — есть еще Альма, которая, надеюсь, если потребуется, вспомнит его.
Услышав свою кличку, собака насторожила уши, склонив голову набок, стараясь понять, что от нее требуется. Вожатый Чернышов, внешне оправдывавший свою фамилию — темноволосый и смуглолицый, — потрепал ищейку по холке, дал понюхать гимнастерку и брюки Гайворонского, которые задержанный Степа Глушко уже опускал в пергаментный пакет.
Альма вскочила на лапы, потянула своего вожатого снова к дороге. Но тщетно, след пропал у самого шоссе, а источник запаха упрятали вместе с пергаментной упаковкой еще и в прорезиненный брезентовый мешок.