Мертвые не лгут

– Зачем товарищу Шалашовину вдруг понадобилось беседовать с товарищем Сталиным – да еще с поддельным?

Ученый не собирался лавировать и завираться, чтобы выгородить лично ему не симпатичного градоначальника. Поэтому высказался по-солдатски прямо:

– У нас тут бывают выборы, и в их преддверии мэр-губернатор решил сверить, так сказать, свой курс с вами.

– Значит, у вас сейчас царит псевдобуржуазная псевдодемократия? Подобие выборов? И товарищу Шалашовину понадобилась самореклама? – Слова «псевдобуржуазная», «псевдодемократия», «выборы» и «самореклама» великий вождь и учитель произнес с нескрываемым отвращением и презрением, словно выплюнул. – И товарищ Шалашовин ради этой саморекламы решил использовать имя товарища Сталина?

«Лучше не скажешь», – подумал ученый и взглянул на монитор, который транслировал изображение из студии. Мэр-губернатор храбро сидел на своей жердочке, но был, честно говоря, плох. Он как бы стекал, сползал вниз и мечтал самоуничтожиться. На последних словах вождя он воскликнул:

– Это провокация! Я ничего не знал!

Потом градоначальник не выдержал и бросился к камере, которую посчитал главной (не приняв во внимание, что его одновременно снимают с других позиций семь аналогичных), и, одной рукой закрывая лицо, а второй пытаясь загородить объектив, заголосил:

– Прекратите съемку! Это провокация! Перестаньте снимать!

Меж тем наверху, в спецаппаратной, настоящий Сталин задумчиво и величественно походил взад-вперед по комнате, а затем угрюмо произнес:

– Я думаю, что в том, что здесь происходит, нам надо ха-ра-шенька разобраться. И лучше всего это смогут сделать наши кам-пи-тен-тные органы.

Тут, как по мановению волшебной палочки, во всех трех комнатах спецаппаратной возникли новые персонажи. И это было логично: явившийся из преисподней дьявол не мог не привести с собой своих бесов. Количество демонов ровно соответствовало числу присутствующих в помещении спецаппаратной живых людей – то есть на каждого человека пришлось по одному чертяке. Все они оказались как на подбор: одеты единообразно в униформу НКВД образца девятьсот тридцать пятого года: темно-синие галифе, заправленные в хромовые сапожки, гимнастерки защитного цвета с накладными карманами, фуражки с синими околышами и малиновой тульей. На фуражках – красные звезды, а также серебряные звезды на рукавах гимнастерок и малиновые петлицы со звездами. Все лица чем-то похожи друг на друга: молодые, гладко выбритые и стриженые, с ничего не выражающими глазами. И еще от них воняло: плохим советским одеколоном, дешевым гуталином для чистки сапог, не часто мытыми в бане телами. Вот только призраки эти оказались, в отличие от диктатора, немного недоделанными: словно бы какая-то неведомая аппаратура сбоила и по окраинам изображений появлялись, словно битые пиксели, размытые, неясные квадратики.

Двое из них – те, что оказались в комнате вместе со Сталиным и профессором, сперва подступили к технику: «Пройдемте, гражданин». Тот в первый момент опешил.

Остужев как настоящий естествоиспытатель в то же время следил, что творится в смежных помещениях. В актерской актер Волосин, лежавший без сознания, вдруг очнулся, поднялся с пола и, под присмотром призрака-энкавэдэшника, сам отошел и встал лицом к стене, возложив на нее обе поднятые руки. Примерно так же покорно действовали те, кто находились возле пульта. Все трое из числа персонала – режиссер, продюсер, звукорежиссер – покорно и словно завороженно подчинились вурдалакам, которым и делать ничего не пришлось. Все поднялись и встали лицом к стене, руки вверх.

И только техник – представитель молодого поколения, выросшего в свободной России – проявил неповиновение. «Да пошел ты!» – гаркнул он на подступившего к нему чекиста и ударил его кулаком. И вот странность! Кулак его прошел сквозь гимнастерку, портупею и самого призрака насквозь, словно сквозь облачко. Зато в груди беса этот удар образовал внушительную дыру! Сквозную дыру, через которую можно было рассмотреть стены комнаты!

Сталин смотрел на это с чрезвычайным удивлением, словно на чудо чудесное – но не на отверстие в груди чекиста, а на сам случай сопротивления доблестным советским органам. Второй энкавэдэшник, нацелившийся было на Остужева, оставил профессора и бросился на подмогу бесу, которого хряпнул техник. По пути этот храбрый чекист вырвал из кобуры свой револьвер и заорал, вдохновленный присутствием самого товарища Сталина: «Руки вверх! Лечь на землю! Стреляю без предупреждения!»

Но не на того напал. Техник сделал шаг ему навстречу и с ходу засветил кулаком прямо в лоб. Фуражка слетела, и во лбу призрака возникла отчетливая дырка!

Тут первый мелкий демон, с отверстием в груди, сумел, тем не менее, выпростать оружие, наставить на молодого человека и гаркнуть: «Руки в гору! Встал на колени!» Однако техник не послушался, схватил валявшийся рядом с ним стул, приподнял в своей могучей руке и пошел на охранника. И в этот момент раздались выстрелы. Оба энкавэдэшника стали палить в безоружного парня.