– И ограбили. Я рассчитывал, что вы захотите помочь.
– Я хочу, действительно хочу, но, – говорит Шеска беспомощно, – даже президент компании – всего лишь винтик в большом механизме. Подозреваю, что даже президент великих Соединенных Штатов иногда ощущает себя мелкой сошкой.
– Могу я увидеть программу Мичума? – меняет тему Воорт.
– Вы имеете в виду созданную им систему? – Теперь Шеска потрясен, как был бы потрясен любой генеральный директор, услышавший, что детектив желает заглянуть в секреты его корпорации.
Два актера сошлись лицом к лицу. Оба хороши, оба связаны долгом и идеей, оба теперь убеждены, уверен Воорт, что противник лжет.
– О Боже, нет! – восклицает Шеска. – Это же закрытая информация.
– Вы можете мне доверять, – настаивает Воорт.
– Знаю, – отвечает Шеска, в то время как деревянные маятниковые часы на стене начинают бить. – Позвольте мне подумать. Вам нужно что-нибудь еще?
– Чем именно занимался здесь Чарли Манн?
– Персоналом. Он был хорош в этом.
– Слышали когда-нибудь о человеке по имени Фрэнк Грин?
– Как? – В голосе Шески звучит искреннее любопытство.
– Джилл Таун?
Шеска пьет воду.
– Это подружка Мичума? Он говорил, что у него личные проблемы. Возможно, я поторопился, предположив, что он и Чарли были геями. Хотите что-нибудь выпить?
– Лестер Леви. Слышали о таком?
– Простите. – Теперь, когда Воорт задает обычные вопросы, Шеска выглядит увереннее. Он смотрит на часы. – У меня назначена встреча. Надеюсь, вы меня простите. О Господи, убиты! О Господи! Послушайте, мне бы хотелось помочь вам, но если речь идет о наших архивах, получите судебное постановление. Помогите мне помочь вам. Я отвечаю перед людьми. И хочу сохранить работу.
Воорт встает, собираясь уходить. Неужели пока все действительно закончено?
– Уверен, что хотите, – говорит он.
Но сам Воорт размышляет, не следует ли перед уходом повысить ставки. При нормальном расследовании у него больше времени. Жертва уже мертва, и потому, устанавливая главного подозреваемого, он может долго следить за человеком, то успокаивать, то снова тревожить его, уйти, словно поверив в невиновность подозреваемого, а потом удивить его, появившись на работе, в квартире, доме подруги, индийском ресторане по соседству.
Однако здесь все по-другому. Джилл в опасности, как и Фрэнк Грин, если человек из Массачусетса еще жив.
Тиканье часов на стене кабинета словно подчеркивает отсутствие времени. «Доверяй инстинктам», – говорил отец. Воорт почти физически ощущает, как нарастает гнев Шески – флюиды злобы, скрытой под личиной дружелюбия, но пульсирующей внутри, кипящей и живой.
«Если я просто уйду отсюда, он, чего доброго, предпримет новую попытку в отношении Джилл или Фрэнка. Но если я надавлю еще немного, может быть, он пока отступит».
Воорт решает попытаться защитить потенциальных жертв.
– Полковник Шеска, – он в первый раз использует такое обращение и теперь наблюдает за реакцией, – давайте говорить откровенно.
Кивок. Седой человек с поврежденным локтем снова садится в кресло.
– Конечно, – произносит он спокойно, мгновенно изменяясь. «Веди, а я пойду следом, – говорит его уклончивая улыбка. Начинай, а я буду реагировать. Делай выпад, а я буду парировать. Разоблачай, а я буду темнить».
Воорту даже кажется, что Шеске удобнее играть в открытую. Возможно, он чувствует, насколько открытость Воорта отражает разочарование. Знание – как патрон: воспользоваться им можно только один раз, второго выстрела уже не будет.
– Это, – говорит Воорт, охватывая кабинет, здание, «бизнес» взмахом левой руки, – на самом деле не фирма по подбору персонала. Так?
– Не-а.
– Вы работаете на армию.
– Снова нет.
Воорт сердито качает головой.
– Погибли пять человек. Мичум Киф убит, а он работал здесь. Как и Чарли Манн. Еще двое, Джилл Таун и Фрэнк Грин, – продолжает он, наблюдая за вежливо слушающим Шеской, – в опасности. И вы хотите сказать, что ваша деятельность никак не связана с правительством?
– Я сказал, что мы не работаем на армию.
– На кого же?
– Простите, – говорит Шеска.
– Я могу получить распоряжение суда.
– Да пожалуйста, сколько угодно.
– И открыть ваши архивы.
– Очень сомневаюсь.
– Кто-то убил двух человек, которые работали здесь.
И высокий лоб на самом деле омрачается, словно седой чувствует боль, настоящую боль.
– Да, – говорит Шеска, – согласен, я любил их. Возможно, я даже могу помочь. Может быть, вы поделитесь с нами тем, что еще знаете об их смерти? Вы говорите, это произошло… э-э… в парке?
– Мне поделиться с вами? Кто же вы, черт побери?