Мертвые сыновья

Парень сильно хромал. Даниэль только сейчас обратил на это внимание.

— Остановись! — приказал он.

Мигель повиновался. Лицо у него стало бледное, под глазами лежали голубоватые тени. И хотя его кожа была золотистой, он показался Даниэлю слабым и хрупким. «Волчонок! Здоровый волчонок», — предостерег он себя, чтобы подавить возникшую было жалость.

— Что у тебя с ногой?

Парень не ответил. Даниэль внимательно посмотрел на его ногу и меж ремешков сандалий увидел старую рану. Она открылась и кровоточила.

— Что за дрянь у тебя? Когда это ты?

Мигель пожал плечами.

— Ладно, иди.

Опять пошли. Даниэль слышал его учащенное дыхание. «Он сломлен. Не может больше». В тумане казалось, что деревья идут им навстречу. Будто раздвигая тяжелый занавес, они выступали одно за другим, черные, высокие. «Что-то трагическое есть в этих деревьях», — подумал Даниэль.

Вдруг до них донесся лай не то вой собак. Его принесло эхо с другого склона. Собаки выли как-то необычно, лай разрезал воздух. Парень остановился как вкопанный. У Даниэля захолонуло сердце. Точно этот пронзительный лай уличал его. Хищный, отдаленный вой напомнил ему о чем-то давно забытом. Он весь сжался. И, словно чувствуя это, парень медленно обернулся и взглянул на него.

У Мигеля болело все: шея, руки, ноги. Грудь и бока. Болели мускулы и особенно болела нога — опять открылась рана. «Я всегда боялся этой раны». Закружилась голова.

(«Они здесь, — говорил Чито. — Они уже здесь». Чито говорил глухим, чужим голосом. А Мигель знал, что это пришли за ним. Потом надвигался туман.)

Мигель медленно обернулся и уставился на Даниэля. «Даниэль, как странно. Даниэль Корво, лесник Корво, как странно. И все так странно, как во сне, в кошмарном сне: я ковыляю здесь, в тумане, перед ним и его черным ружьем». Он не мог оторвать от Корво глаз.

Даниэль тоже остановился. И тоже внимательно смотрел на него своими огромными синими глазами, совсем светлыми на загорелом лице — глазами одинокого зверя. Корво стоял передним, втянув голову в плечи, и судорожно сжимал в одной руке веревку, в другой — ружье. К Мигелю опять вернулся страх. Чудовищный страх, как накануне.

Даниэль стоял сжавшись, будто его ударили хлыстом. Плечи приподняты, а рот крепко стиснут, словно он старается сдержать рвущийся из груди крик. С вершины противоположного склона ветер доносил лай. Даниэль поднял голову.

— Идем быстрей! Иди как можно быстрей, мальчик!

Мигель не понимал, не двигался с места. Ему было холодно и страшно, и больше ничего. Только холодно, страшно и непонятно. Даниэль ружьем подтолкнул его в спину. И опять меж лопаток он почувствовал холодное дуло.

— Скорей, идиот! Иди. Не слышишь, они там, на склоне Оса!

«Склон Оса», — подумал Мигель. «Склон Оса», — еще раз повторил он про себя. Эти слова ничего ему не говорили. И он быстро, ни о чем не думая, зашагал вниз. Нога болела еще сильнее. Он так замерз, что почти не чувствовал, как руки резала веревка. Его тревожила только рана, горевшая огнем, только рана — точно не было у него другой заботы. «С ногой шутки плохи».

Теперь Даниэль вел его по узкой крутой тропке. Гигантские папоротники доходили им до плеч. Деревья здесь были темнее, выше, росли гуще. «Он знает лес, как волк», — подумал Мигель.

В тумане смутно виднелись крыша и стены сторожки. Мигель испугался. «Его дом». Захотелось оглянуться, но он не оглянулся, не посмел. И опять он почувствовал, как дуло уперлось ему в спину. Подталкивая Мигеля ружьем, Даниэль заставил его переступить порог. Мигель услышал стук задвигаемого засова.

Запершило в горле, он с трудом различал предметы и почти задыхался в этой пропахшей дымом комнате. В золе очага увидел красные угольки. А потом ему все стало безразлично, и он уставился в пол.

Даниэль ходил по комнате. Он отпустил веревку. Мигель почувствовал, как она скользнула по его бедру и упала у у ног. Даниэль подложил в очаг дров. Вскоре они уже горели высоким пламенем, и Мигель стал понемногу согреваться. Даниэль опять налил ему этой ужасной, странной водки. Он вспомнил чашку, голубую, фаянсовую. Даниэль поднес чашку к его губам, и он с жадностью стал пить. Жуткое пойло огнем разлилось по телу. Он почувствовал, как запылали уши, шея, щеки. Опустил глаза, их застилала какая-то пелена. Он не спал всю ночь, ни на минуту не сомкнул глаз. Он не знал, сколько времени: должно быть, двенадцать или час. Небо по-прежнему было обложено, по нему ничего не определишь. Даниэль снова поднес чашку к его рту. И он снова пил. «Мог бы и развязать мне руки, — подумал Мигель. — Не очень-то удобно так пить». Капли скатывались на шею, и он чувствовал неприятный липкий холодок. «Хотя зачем ему развязывать?»

Даниэль Корво стал его обыскивать, вытащил из-под куртки нож. В пятнах крови. «Как изменился цвет, — подумал Мигель. — Какой противной становится мертвая кровь». Даниэль смотрел на нож: на лезвии темнели пятна крови, точно ржавчина.

— Этим… — медленно произнес Даниэль.