Мертвый дрейф

– Да нормально все, – отмахнулся Никита. – Просто Глеб хочет вызвать у нас положительные эмоции.

Последующие действия были сущей поэмой, вобравшей в себя и переход Суворова через Альпы, и игру в пинг-понг, и в городки, и в подкидного дурака… Обходиться без шума на данном этапе операции было невозможно, оставалось лишь надеяться, что у оставшихся в живых вурдалаков не имеются в этот час неотложные дела на корме. На должность метателя крюка был выбран Крамер – как самый невозмутимый и имеющий твердую руку. Его отправили на винт (откуда открывалась неплохая позиция для броска), при этом двое из оставшихся крепко держали его за ноги, а третий сжимал противоположный конец троса с коушем – имея приказ не выпускать его из рук, что бы ни случилось. Желчь текла рекой, нервы тянулись и рвались. Пространства для замаха у Крамера было вдоволь, но раскручивать трос и бросать его наверх он должен был, сохраняя туловище в неподвижности, что исключалось в принципе. Дважды он падал, и приходилось вытаскивать его из воды. Дважды едва не потеряли трос и не линчевали Никиту. Первое время Крамер «пристреливался» – крюк ударялся в борт, отскакивал, и все молились, чтобы не треснул по макушке. Минут за пять он наловчился, крюк улетал все выше – и в один прекрасный момент он перелетел через борт, публика восторженно взвыла, а когда Крамер натянул трос… он с противным дребезжанием вернулся обратно! Но с данной минуты метание пошло веселее, и после третьей попытки крюк за что-то зацепился и трос натянулся.

Спецназовцы переглянулись. Самым легким и молодым был Никита.

– Я так и знал, что этим кончится, – убитым голосом сообщил Никита. – Молодым везде у нас дорога – так, что ли? – Он поднялся на подрагивающих ногах, перехватил у Крамера трос, опасливо подергал его, как-то тоскливо глянул на товарищей.

– Если заберешься наверх, закрепи надежнее крюк, а сам не маячь на открытом месте, – распорядился Глеб.

– Это хорошо, что ты сказал, вдруг забуду, – тоскливо пробормотал Никита. – И, знаешь, больше всего в твоем высказывании меня порадовало слово «если».

Неизвестно, волновался ли Никита, карабкаясь наверх, но у товарищей, наблюдающих за «восхождением», чуть сердца от страха не выскакивали. Трос был тонкий, обжигал кожу, выскальзывал из рук – он меньше всего напоминал канат, висящий в школьном спортзале. Никита подтягивался, хрипя от натуги, трос дрожал, мог сорваться в любое мгновение, дул порывистый ветер, и его отбрасывало от борта, потом опять ударяло…

– Не могу на это смотреть, – пролепетал Платон, принял позу сидячего турка и закрыл глаза. – Сообщите, когда все кончится.

Это было муторно, тягостно, страшно… Вроде бы восемь метров, зато какие восемь метров! И когда правая рука Никиты совершила резкое движение по дуге и ухватилась за что-то на борту, нервы уже были натянуты до такой степени, что все тело горело! Он перебросил вторую руку, подтянулся, замелькали ноги, пропадая из зоны видимости. Дружный вздох облегчения…

– Уже всё? – встрепенулся Платон, со скрипом поднимаясь. – Можно смотреть?

Они стояли, задрав головы, и весело оскалились, когда через борт перегнулась пылающая пятнами физиономия, и нетвердый голос сообщил:

– Не, ребята, адом вы меня уже не напугаете… Слушайте, не поверите, пока я тут занимался экстремальным альпинизмом, у меня все чакры открылись, третий глаз, третье ухо, и такая, блин, связь с космосом пошла… Кстати, можете подниматься, крюк я закрепил, на палубе никого, буду контролировать надстройку…

Сомнительно, что в этот час в разрушенной взрывом кают-компании могли объявиться посторонние. Работа пошла веселее – Глеб карабкался по тросу, обдирая пальцы, мечтая о перчатках, испытывая потрясающие, берущие за душу ощущения… Перевалился через борт, с благодарностью глянув на пасмурное небо, схватил какую-то болванку, валяющуюся на палубе, и еще глубже всадил в трещину между жестяными листами клык крюка. Перекатился, стаскивая со спины автомат, подмигнул Никите, который скорчился за разбитым механизмом кормовой рампы.

Остальные взобрались без приключений. Разбегались по раскуроченному полуюту, выискивая «естественные» укрытия, залегали, таращились друг на друга с недоверием, словно на оживших мертвецов. Надо же, какие усилия приходится затрачивать, чтобы исправлять собственные ошибки…

– В надстройке никто не объявлялся, Глеб, – шипел Никита. – Чего делать будем?.. Ой, прости, сорвалось… – Он сделал испуганные глаза, когда командир пытливо и с прищуром на него посмотрел. Где-то справа гоготнул Платон.

– За мной, – буркнул Глеб, выбираясь из укрытия. – Да не толкаться, по одному…