Мертвый Город

– Не знаю. Я не знаю, что это такое, почему, и когда закончится. Сейчас мы зрители и пока можем только наблюдать за происходящим.

– И сколько мы тут будем сидеть? – спрашивает Семен спустя какое-то время.

– Не знаю, – отвечаю ему честно, – но продолжать поиски выхода из этого мира, на мой взгляд, сейчас бессмысленно.

– Почему?

– Потому что все вокруг нас меняется слишком быстро, и неизвестно еще, чем это все закончится. Лучшее, что мы можем сейчас сделать – это немного отдохнуть. Не думаю, что это представление, – киваю на окно, – затянется надолго.

Семен задумчиво кивает, соглашаясь с моими словами, и больше ничего не спрашивает.

Мерцание, что подразумевает под собой смену дня и ночи, происходит сейчас примерно один раз в секунду – время ускорилось неимоверно и, по-моему, продолжает набирать скорость. Как-то вдруг начинается метель. Яростная вьюга продолжается несколько минут, в течение которых перед нами стоит только сплошная стена из грязно-серого снега, однако ни ветра, ни холода мы не чувствуем. Я выкидываю окурок в пустоту за окном, и он улетает, рассыпая искры. Лампа, вокруг которой мы сидим, дает теплый и ровный свет, почти без запах керосина. Снег заканчивается так же внезапно, как и начался, и перед нами открывается удивительная и жутковатая картина. То, что когда-то было городом, то, что осталось от него после ядерного взрыва, укрыто сейчас толстым одеялом грязно-белого снега. Из огромных серых сугробов вырастают, словно гнилые зубы, остатки зданий, скалящиеся жуткому миру страшными мертвыми оскалами. Снега много, очень много. Не уверен, сколько времени, объективного времени, он шел.

Смена дня и ночи происходит настолько стремительно, что невозможно различить даже знакомого мерцания. Довольно быстро снег, укрывший мертвый город толстым покрывалом, почти сходит, однако сразу начинается новый буран. Он длится несколько минут. Не знаю даже, сколько дней, недель или месяцев он идет в этом мире на самом деле. Однако все чаще серая стена снега, стоящая перед нами, исчезает, снова открывая взору жуткий пейзаж. Спустя какое-то время непрекращающаяся метель начинает выдыхаться. Воспоминания о ночном городе с его умытыми после ночной грозы улицами и беззаботными людьми, праздно гуляющими вдоль ярко освещенных витрин домов, сидящими в кафе у фонтана, кормящими голубей, кажутся сейчас нереальными и даже сказочными. Для нас они были живы четверть часа назад. Лица ребят, сидящих полукругом возле керосиновой лампы, напряжены. С нескрываемой тоской они глядят на сдавшийся снежной стихии город. Клаус. С огромным удивлением я отмечаю, какую с трудом скрываемую муку он пытается спрятать от нас. Что это с ним?

– Смотрите! – вдруг восклицает Семен. – Вы видели?!

Короткая, почти незаметная глазу, вспышка света в небе. Еще одна, но уже в другой части небосклона. И еще.

– Что это? – спрашивает Рыжий.

Я не узнаю голоса Клауса, ответившего ему – столько в нем горечи:

– Это солнце, Семен. Это солнце.

– Да, да! – радостно восклицает теперь Соня.

Тучи, низкие и угрюмые темно-серые тучи на небе, двигаются столь стремительно, что смазываются в очертаниях, и поэтому создается ощущение, что слой облаков на небе идеально ровен, но краткие вспышки белого света мелькают в небе все чаще.

– Что-то меняется, – шепот Клауса едва слышен.

– Время, – также негромко говорю я, уже заметив перемены, – время замедляется.

Грязно-серые лохмы низких туч уже не кажутся гладкими и ровными. Уже видно, как они меняются, вскипая и опадая.

– Снег, – роняет Соня, – он тает.

Лучи яркого света, бьющие из туч, пронзают развалины города. В воздухе почти все время словно снежная пыль стоит – это все никак не закончится снег, и мелькающие солнечные лучи, вспарывающие слой туч, видны в этом стылом полумраке четко и ясно. Прорехи в небесах становятся все чаще и больше по размеру. Мрачный небосвод, покрытый лютыми тучами, худеет на глазах, сдаваясь солнцу и свету. Светило отвоевывает у промозглой мглы все больше места и все больше времени. Ясные лучи вырывают из тени целые здания и даже кварталы, словно пытаясь их оживить, подарив им часть своего тепла. Но руины остаются мертвыми и равнодушными к потугам солнца, а временами и вовсе разваливаются. Для нас это выглядит так, будто здания просто исчезают из виду.

На наших глазах снег начинает таять, но время все также летит неуловимо быстро, поэтому картинки занесенных снегом развалин меняются, как в калейдоскопе. Проходит совсем немного времени, когда снег окончательно исчезает, полностью растаяв. По-моему, я даже успел увидеть ручьи талой воды, целые реки растаявшего снега. Солнце на небе неугомонным мячиком летает по почти очистившемуся от туч невероятно голубому небу.

– Ядерная зима закончилась, – роняет Клаус.

– Долго нам тут еще сидеть? Когда это все закончится? – выдает Семен.

– Не знаю, – отвечает тот

– Макс, – поворачивается ко мне Рыжий с немым вопросом.

Встречаю его взгляд.

– Семен, – говорю серьезно, – я знаю не больше твоего, и когда закончится «это», не имею ни малейшего представления.

– Тогда, может, стоит продолжить поиски?