Айна ставит лампу на землю, и в результате туннель оказывается освещенным снизу. Ее силуэт тенью отражается на стене.
Мне надо заставить ее продолжить разговор. Пока старуха говорит, она не пустит в ход нож, который сжимает в руке.
– Ты хочешь, чтобы другие вернулись, – произношу я осторожно, пытаясь разобрать ее бормотание. Мой мозг лихорадочно работает. Но я еще до конца не пришла в себя после падения, и в моей голове царит хаос. Мне трудно сосредоточиться.
– Да! – выдыхает Айна; свет, идущий снизу, смягчает черты ее лица. – Они спустились под землю, чтобы принести жертву. Мы должны были жить в благодати Божьей. Он сказал, что мне надо увидеть это. Он сказал… он сказал…
Старуха замолкает, ее лицо искажает гримаса отчаяния.
– Именно поэтому они не вернулись, – шепчет она. – Нам всем требовалось принимать участие в обряде. Очиститься от грехов с помощью крови, понимаешь? Но я не была там, и в итоге мы оказались не в полном составе…
Ее тонкая, испещренная морщинами нижняя губа дрожит.
Я пытаюсь найти слова, чтобы утешить ее.
– Ты не виновата, Айна…
Я вроде не сказала ничего особенного, использовала самое заурядное разговорное клише. Но ее глаза загораются. Она трясет головой.
– Да. Я не виновата. Это все произошло из-за нее. Из-за ведьмы.
Я вижу, как старуха сильнее сжимает нож.
– Я пыталась искупить свой грех, – бормочет она, кивая самой себе. – Старалась избавиться от нее. От этого порождения дьявола. Я позволила им забрать ее из города. Но этого было недостаточно. Они оказались беззащитными перед ней, понимаешь?
Последние слова она произносит заговорщицким тоном, доверительно шепчет мне их, как хорошей подруге, а потом кладет свободную руку на затылок Туне и снова кивает.
– Она разрушила гору над нашей церковью. Она и ее господин обрушили гору на них, но она не смогла заставить нас замолчать. Нет, это ей не удалось.
Айна гладит Туне по волосам своими корявыми пальцами с обкусанными ногтями.
– Я знаю, что мне надо делать, – говорит она. – Смыть грех кровью.
Затаив дыхание, я наблюдаю, как ее рука ползет вверх по голове Туне.
– Я совершила обряд над двумя другими, – продолжает старуха. – Поэтому их смерти тоже должны считаться жертвоприношениями. Было бы лучше совершить их здесь, под землей, но Господь видит всех нас. И видел мои деяния. Жизнь за жизнь.
Свет керосиновой лампы блуждает по сырым стенам.
– Мне понравились ее глаза, да будет тебе известно, – говорит мне Айна. – Рыжей девицы. Именно поэтому я оставила их открытыми. Они немного напоминали глаза пастора.
Она таращится на меня несколько секунд. А потом все происходит ужасно быстро.
Айна вцепляется Туне в волосы и одновременно толкает ее вперед так, что та оказывается на коленях перед водой.
Я кричу «НЕТ!», но мой вопль тонет в тихом пении и монотонном бормотании Айны, которое становится все громче одновременно с тем, как она подносит нож к горлу Туне и откидывает ее голову назад:
– Во имя Отца и Сына, и Святого Духа…
Я вжимаюсь в стену, когда что-то проносится мимо меня. Это Роберт бросается на нее, вытянув вперед свои связанные руки. Он втыкает их в Айну с огромной силой – и та, теряя равновесие, падает в воду лицом вперед и тянет за собой Туне.
– Роберт! – кричу я – и не успеваю подумать ни о чем, даже посмотреть на него, поскольку в это время старуха поднимается, отплевываясь и шипя от злости. Вода доходит ей до бедер.
Роберт пытается устоять на гладком краю озерца, но поскальзывается и падает. Я вижу, как он сильно ударяется о камни на берегу, прежде чем скатывается в воду.
Айна отпускает волосы Туне и толкает ее к стене, а потом делает два больших шага к Роберту и, подобно зверю, оскаливает зубы.
– Вы забрали его, – говорит она, – вы забрали его от меня.
А потом толкает тело Роберта под воду, упирается коленом ему в спину и держит так. Затем хватает его голову обеими руками и старается прижать ко дну; напрягаются ее мышцы, вздуваются жилы на шее. Я тоже бросаюсь в воду и пытаюсь оттащить ее в сторону, хватаю за руки. Но ее крошечное тело оказывается невероятно сильным. Айна царапает мне лицо так, что по щекам бежит кровь, а когда я в шоке закрываюсь руками, отталкивает меня от себя. Как долго Роберт находится под водой? Две минуты? Три?
Его сопротивление начинает слабеть. В мерцающем свете лампы видно, как вода над его головой окрашивается в красный цвет.
Я поднимаюсь на ноги, а потом… все внезапно заканчивается.
Айна замирает на месте. Мышцы ее рук напрягаются и расслабляются, напрягаются и… безжизненно повисают.
По лезвию ножа, пробившему ее горло, бежит ручеек крови, стекая ей на грудь. Она поднимает руку к шее и касается кончиками пальцев его острия, которое, подобно украшению, блестит у нее под подбородком. Открывает рот, словно намереваясь сказать что-то, но ни звука не срывается с ее губ. Затем медленно падает сбоку от Роберта и уходит под воду, и я вижу, как тень того, что еще несколько мгновений назад было Айной, плавно и грациозно погружается на дно, а потом начинает скользить к спуску шахты.