Мертвый лев: Посмертная биография Дарвина и его идей

Чем дольше я занимаюсь посмертной биографией Чарльза Дарвина, тем больше убеждаюсь, что никому из великих ученых прошлого так не «везло» на искажения, непонимания и недобросовестные интерпретации своих взглядов, как моему герою. Оставим в стороне убежденных антиэволюционистов и тенденциозных истолкователей (Клеманс Руайе, Дмитрий Писарев, Трофим Лысенко). О них уже сказано достаточно. Но и у авторов, симпатизирующих дарвинизму или хотя бы пытающихся беспристрастно в нем разобраться, то и дело встречаются такие перлы, что остается лишь руками развести. Особенно много недоразумений возникало и продолжает возникать вокруг борьбы за существование: часто ее понимают чересчур буквально, как жестокий «закон джунглей», которого никому не избежать. Вот Маркус Фогт, автор книги о социал-дарвинизме (я не раз цитировал ее в предыдущих главах), изумляется, как «такие слабые животные, как ящерицы, могут принадлежать к числу самых древних и эволюционно наиболее успешных животных, если в природе царит культ физической силы?»{380} С точки зрения биолога, ответ очевиден. Во-первых, никакого «культа физической силы» в природе нет, конкуренция между видами может происходить и вполне мирным путем (об этом я тоже рассказывал в одной из предыдущих глав){381}

. Во-вторых, ящерицы – группа, возникшая в триасовом периоде, то есть около 200 млн лет назад{382}, – дожили до наших дней потому, что нашли удачную «адаптивную зону», вполне соответствующую их физическим возможностям. Они покажутся «слабыми», если сравнивать их с бегемотами или аллигаторами, но в своей весовой категории ящерицы – успешные и экологически пластичные хищники, вполне конкурентоспособные. Кстати, осмелится ли кто-нибудь назвать «слабаком» трехметрового варана с острова Комодо, тоже представителя ящеричьего племени?

Маркусу Фогту такая наивность извинительна. Он все же не биолог, а богослов. Впрочем, среди расхожих мифов о дарвинизме есть и такие, что разделяются даже некоторыми биологами (а среди небиологов и вовсе стали общим местом). Они тиражируются в массовой культуре, кочуют с сайта на сайт, «мутируя» при этом, как в испорченном телефоне. Я уверен, что многие из вас знакомы с так называемым «аргументом "Боинга-747"», пущенным в народ знаменитым астрофизиком (и весьма эксцентричным мыслителем) сэром Фредом Хойлом (1915–2001){383}

. По его убеждению, поверить в действенность естественного отбора так же сложно, как в то, что ураган, пронесшийся над свалкой авиационного завода, случайным образом соберет из отдельных деталей новенький самолет. На первый взгляд, аналогия убийственная, тем более что она подкреплена авторитетом действительно выдающегося ученого. Но в ее основе лежит все то же банальное непонимание…{384}

В более академическом тоне эту мысль выразил около 70 лет назад известный французский зоолог (и не менее известный антидарвинист) Альбер Вандель:

В мире царит порядок, а не хаос, и, если бы случай и произвел что-то хорошее, другой случай тут же бы это и разрушил{385}.

А вот мнение астрофизика Чандры Викрамасингха, коллеги и соавтора Фреда Хойла:

Мы не можем согласиться с тем, что гены, ответственные за появление великих произведений литературы, музыки, искусства или за выдающиеся математические способности, могли появиться в результате случайных мутаций{386}.

Все об одном и том же, давние вариации на избитую тему. Подобных суждений, высказанных уважаемыми учеными, в профессионализме которых никто не сомневается, я мог бы привести десятки. Естественный отбор – ядро дарвиновской теории – изображается ими как процесс, основанный исключительно на случайных событиях, произвольных и непредсказуемых. А может ли путем суммирования таких единичных случаев появиться что-нибудь по-настоящему сложное (глаз, мозг, сознание – нужное подчеркнуть)? Конечно, нет! Поэтому «эволюция по Дарвину» невозможна и немыслима, а значит, надо искать альтернативные объяснения. Ну, конечно же, дело не обошлось без разумного Творца (мирового духа, инопланетян – нужное подчеркнуть){387}.