Мертвый лев: Посмертная биография Дарвина и его идей

Но мало вытянуть счастливый билет, надо им грамотно распорядиться. Все предприятие могло рухнуть, даже не начавшись. Сначала «взбрыкнул» Роберт Дарвин, воспринявший намерение сына как легкомысленную и дорогостоящую для семейного бюджета блажь. Убедить его помог любящий дядюшка, которого отец Дарвина считал очень здравомыслящим человеком. Капитан Фицрой, познакомившись с Дарвином, тоже погрузился в сомнения. Бравый моряк был поклонником физиогномики – чудаковатой и ныне прочно забытой теории, согласно которой характер каждого человека отражается в чертах его лица, например в форме носа. Форма носа Дарвина Фицрою не понравилась. Физиогномика учила, что обладатель такого носа – существо вялое и слабохарактерное{66}. О своих сомнениях капитан рассказал Дарвину лично уже после того, как они близко познакомились и Фицрой смог убедиться, что его любимая наука в данном случае ошиблась.

Успешно преодолев эти и другие сложности, в конце 1831 г. Дарвин прибыл на «Бигль» и 27 декабря отправился в единственную в своей жизни дальнюю экспедицию. Он вернется домой только в начале октября 1836 г., после пяти лет и двух дней отсутствия. Вернется совершенно другим человеком, с уже сформированными взглядами и характером, полный впечатлений и размышлений об увиденном им на пути.

⁂

История кругосветного путешествия Дарвина на корабле «Бигль» (рис. 2.1) богата симпатичными подробностями, и мне остается лишь сожалеть, что я не могу уделить ей отдельную главу или даже две. Романтика дальних морских странствий – тугие паруса, безбрежные океанские просторы, незнакомые северянам созвездия южного неба – все это ожидало Дарвина в самый замечательный период жизни, между 20 и 30 годами. Он сполна воспользовался выпавшим ему шансом, и, конечно, не будь этой экспедиции, честь создания эволюционной теории принадлежала бы кому-нибудь другому. Правда, романтика романтикой, а будни путешествия на «утлой посудине» (как непочтительно назвал «Бигль» К. Тимирязев{67}

) дарили Дарвину не одни только приятные минуты. Он жестоко страдал от морской болезни{68} и тесноты, царившей на борту «Бигля». Капитан Фицрой, бог и царь на своем корабле, имел нрав отнюдь не кроткий. Дарвин описывает его как «плохого хорошего человека»: целеустремленный, благородный, невероятно энергичный, Фицрой был вместе с тем вспыльчив и обрушивал гнев на любого, кто смел ему перечить. Самым частым поводом для его ссор с Дарвином было рабство, которое натуралист горячо ненавидел, а Фицрой считал чем-то само собой разумеющимся, и это не тревожило его христианскую совесть. После одной из таких стычек Дарвин был на волоске от того, чтобы бросить корабль, его «несносного» (собственные слова Дарвина) капитана и отправиться домой в Англию.

Рис. 2.1. Корабль Его Величества Beagle в разрезе. Помещения, в которых Дарвин провел большую часть своего корабельного времени: 1 – кормовая каюта, 2 – капитанская каюта

Условия для работы натуралиста на военном судне нельзя назвать особенно благоприятными. Жил и работал он в кормовой каюте, где, кроме него, располагался еще один офицер, а также находились судовая библиотека и чертежный стол. В этом тесном помещении Чарльзу приходилось заниматься микроскопированием и разбирать собранные материалы. Спал он здесь же, как заправский моряк, в гамаке, а обедал в капитанской каюте вместе с Фицроем. Впрочем, Дарвин значительную часть времени проводил на суше, совершая долгие, по месяцу и более, экскурсии. Пока «Бигль» крейсировал вдоль берегов Южной Америки (из пяти лет экспедиции четыре года корабль оставался именно здесь), нанося на карты их прихотливые очертания, Дарвин был предоставлен сам себе. Он мог надолго отлучаться на берег, чтобы изучать геологическое строение посещаемых им местностей, собирать зоологические коллекции и гербарий, разыскивать остатки допотопных чудищ.

Уже в сентябре 1832 г. он совершает выдающееся палеонтологическое открытие – находит в районе Баия-Бланки кости вымерших неполнозубых млекопитающих. Эти животные были, с одной стороны, явно родственны ныне живущим в Южной Америке броненосцам и ленивцам, а с другой – заметно от них отличались. По словам Дарвина, размышления о том, как могло возникнуть такое сходство-различие, стали одним из источников его эволюционных идей.

Но наибольшая слава досталась Галапагосским островам, занявшим совершенно особое место в истории биологической науки.