Мертвый узел

– Куда же ты пропала, милая Роуз? Наши мужики загибаются без твоих нежных губок, – сахарным голосом проворковал первый, лохматый, как черт, пахнущий чем-то резким.

От его слов меня перекосило так, что это не осталось незамеченным ни для единого человека в каюте, и, кажется, здорово взбесило обоих моих нежелательных посетителей. Второй механик, повыше и вроде бы лет на десять помоложе, с красными от чего-то глазами, изобразил внушительное лицо, старательно раздул щеки и издевательски протянул:

– А ты разве не знал? Она теперь ланкмиллерская подстилка, про простой народ забыла. Только мы про тебя не забыли, зай.

Путь к отступлению мне был отрезан этим самым красноглазым, наглухо замуровавшим своей тушей дверной проем. Я мельком взглянула на Марко, но то, что я увидела там, не обнадеживало особо. Он сидел бледный как мел, при своей-то смуглости. То ли сталкивался с кулаками этих товарищей раньше, то ли угроза на этот раз обрисовалась ему более материальной.

Лохматый плюхнулся на кровать и широким размашистым жестом опустил руку мне на плечо.

– Пошел к черту, – раздраженно рявкнула я, уворачиваясь из-под нее, потому что одна только мысль об этом сальном прикосновении заставляла все внутри клокотать.

И мне ли не знать, что портовых мужиков лучше не злить подобным образом, потому что у них разговор короткий. Но куда лучше меня об этом, видимо, было известно Марко, потому что тот продолжал сидеть тише воды и даже признаков жизни не подавал.

– Ну, это ты зря, – примирительно проворковал лохматый. – Раньше куда учтивей была, – на этот раз он не ограничивался одним лишь плечом, лапал вообще все, что подворачивалось под широкую шершавую ладонь, с которой не сошли еще остатки масла.

Красноглазый наконец с широченной улыбкой шагнул внутрь и захлопнул за собой дверь. В горло словно кто-то сыпанул перец, и теперь он печет и жжется, неприятно сдавило грудь. Впрочем, тут с самого начала было ясно, что их визит не кончится ничем хорошим.

– Да что вы тут за балаган устроили?! – Марко неожиданно ожил, подскакивая со своего кресла. – Возомнили себя безнаказанными?! Это дочь госпожи Амалии, вам не то что трогать, вам даже смотреть на нее не полагается! – Судя по отчаянию во взгляде, это был его последний выпад.

Неудачный, к большому сожалению.

– Амалии? – Красноглазый ухмыльнулся пренебрежительно. – Твоя Амалия не платит нам уже третий месяц. Так хоть натурой возьмем, верно?

– Да ты не рыпайся, рыбонька, – уже без всякого сахарного тона посоветовали мне, – мы все как надо сделаем.

На кровати завязалось что-то вроде схватки, обещавшей быть кратковременной. Звать на помощь я не решалась, опасно было: здешние рабочие гораздо скорее захотят присоединиться, чем помочь. Я продолжала царапаться и извиваться, несмотря на то что держали меня в четыре руки. Почти ничего не видела, и о своих успехах узнавала только по отборным ругательствам. Сустав на левой руке угрожающе хрустнул, и мне бы вывернули его, едва увеличив натиск, но красноглазый вдруг замер, и когда я подняла лицо, чтобы глотнуть воздуха, увидела, что скула у него рассечена.

Это казалось последним, чего стоило ожидать от сдавшегося Марко, поэтому и незваные посетители не сразу пришли в себя.

– Я приказываю вам покинуть помещение, – тихо, но очень уверенно велел он в наступившем затишье.

– Ты чего?! Ты на кого зубы скалишь, щенок? – медленно и очень злобно проговорил красноглазый, хватая моего защитника за грудки.

Тот и рта не успел открыть, как отлетел к противоположной стене, отплевываясь кровью. У меня сердце екнуло от ее вида, но времени ни жалеть его, ни помочь ему, не было. Пока бедного Бьянки размазывали по стенам каюты, тот, второй, рывком дернул меня на себя. Снова завязалась борьба, сопровождавшаяся отборной бранью и беспорядочными пинками. Мы уже переместились на пол, и что-то такое я в нем задела, куда-то удачно ударила, что лохматый взвыл, потом, все еще шумно втягивая воздух, дернул меня за волосы.

– Совсем заигралась, тварь? Хочешь к нему присоединиться?

Кивок был направлен на едва ли живого Марко, лежавшего возле двери с неестественно вывернутым запястьем.

После этого они били меня вдвоем. Больно, безумно больно. Куда хуже, чем я ожидала. Кто-то – теперь я даже и по голосу не могла определить – поднял меня с пола за волосы и начал извергать из себя уничижительные избитые оскорбления, за которыми последовали две короткие пощечины, удар в скулу, и я снова оказалась на полу.

Не кричать, когда на твои пальцы всем своим весом наступает здоровый мужик, оказалось очень сложно.

Я прижалась лбом к полу, стискивая зубы. В глазах темнело.

Только когда ублюдки решились передохнуть минутку, до них медленно, с опозданием, дошел один неприятный факт.

– Слышь, Томас, мы ей товарный видок-то подпортили. Эй, красотуля, скажешь мамаше, что с лестницы полетела. Усекла?

Я была не в курсе, как можно объяснить падением с пятиступенчатой лестницы три сломанных ребра, опухшие пальцы и пять-шесть гематом на разных частях тела. Отговорка покрывала максимум рассеченную бровь.