Мертвых не судят

— Тут нечему завидовать, — пожал он плечами. — Нужно работать, вот и все.

— Можно было бы, — повторил я с легким нажимом, — но я отчего-то не завидую. Я вам глубоко по-человечески сочувствую. Сгибаться перед негодяями, оказаться сломленным, отступить, сдаться — это совершенно не в вашем характере, и тут завидовать нечему. Разве я не прав?

— Не понимаю, о чем вы говорите, — произнес он без интонации.

— Сначала они присылают симпатичную девушку с документами, она знать ничего не знает и, по всей видимости, совершенно ни при чем, она просто выполняет поручение и должна показать вам точную копию вашего финансового отчета. Или это был застенчивый юноша? Они просто приносят вам документы — и все. Потом вам звонят и спрашивают: все ли верно в этих документах, и вы вынуждены ответить «да». Иного ответа быть не может, у них действительно есть полная информация о вашей финансовой и производственной деятельности. Вы в смятении, вы взволнованы и возмущены. На их предложение поделиться прибылью вы отвечаете категорическим «нет». Это заработанные деньги. Вашим личным трудом и трудом всего коллектива. Тогда через несколько дней вас встречают двое…

— Это было немного не так, — тихо сказал хозяин квартиры. Сложив руки на коленях, он тускло смотрел прямо перед собой. — Потом мне позвонили домой и сказали: подойди, посмотри в глазок. Сказали: открывать дверь не надо, только посмотри. И положили трубку. А там на площадке стояли действительно двое… Убийцы. Они ухмылялись и подмигивали мне в глазок…

Он нервно передернул плечами.

— Вас сломило именно это? — спросил я.

— Что? — Он вскинул голову. — Нет, конечно. Я не настолько пуглив. На следующий день мне принесли еще одно досье. На меня и мою семью. Очень подробное досье. Когда и как я уезжаю на работу, когда возвращаюсь. Где учится и с кем дружит моя дочь. В какие магазины чаше всего ходит моя жена. Вот тогда я понял, что выхода у меня действительно нет.

— Такого не бывает.

— Что вы об этом знаете? — Он взглянул на меня с печальным сожалением. — Сейчас у меня совершенно нормальная жизнь. Я ухожу из дома и не боюсь, что в мое отсутствие здесь что-то случится. Я не озираюсь, когда иду по улице. Я перестал бояться. Вы понимаете, что такое — перестать бояться?

— Никогда не испытывал этого ощущения систематически, — согласился я. — В том смысле, в котором вы подразумеваете.

— Потому что у вас ничего нет. Вам нечего терять.

— Каждому есть что терять, — сказал я.

— Бросьте, бросьте, — он болезненно поморщился, — вы прекрасно понимаете, о чем я. Заводу я действительно отдал двадцать лет жизни. И завод работает, он дает прибыль, хотя вокруг все рушится. Мы не кастрюли выпускаем. Вы видели наши телевизоры последнего поколения? Нет? Уверяю вас: всякие «сони» и «шарпы» просто чушь собачья. Пройдет два-три года, и мы потесним их с рынка. За счет дешевизны, за счет обслуживания…

— И тогда на вас немедленно наедут те, кто успешно занимается импортом этой техники.

— Э-э, нет, — он покачал передо мной указательным пальцем. — Вот тут вы ошибаетесь. У меня уже есть «крыша». Все вопросы теперь будут решать они.

— Это вы ошибаетесь, — возразил я. — Вы неверно ставите акценты. Не у вас есть «крыша», а у «крыши» есть ваш завод. Это во-первых. А во-вторых, в отношениях «крыши» с кем бы то ни было вы всегда останетесь самым слабым, самым уязвимым звеном. Вас не станут защищать, если это невыгодно. Вам просто объявят о решении, которое вы должны будете исполнять. Вы всегда останетесь самой мелкой картой в их собственной игре.

— Можете говорить мне что угодно. У меня есть свое собственное мнение на этот счет.

— Как вы отдаете им их долю? — спросил я. — Товаром? Безналичными?

Он усмехнулся и встряхнул головой.

— Этого я вам не скажу. Я никому ничего не отдаю.

— Хорошо. Тогда скажите мне вот что, только честно. Вам никогда не хотелось им отомстить? За страх, за унижение. Да, я понимаю, страх уже прошел. Но унижение осталось, как вы меня ни убеждайте в обратном.

— Хорошо, я отвечу, — он сделался абсолютно серьезным и посмотрел мне прямо в глаза. — Унижение осталось. И отомстить я хочу, это верно. Но я реалист и знаю, что это невозможно, по крайней мере сейчас. И я просто пытаюсь забыть. Я уже все забыл и просто живу…

— Я тоже хочу отомстить, — сказал я. — За вас, за себя и за всех прочих. И я знаю, что это возможно. Если вы чуть-чуть поможете. Совсем немного.

— Я не стану вам помогать.

— О многом я не прошу, — терпеливо сказал я. — Как вы понимаете, я знаю достаточно и в принципе могу обойтись и без вашей помощи.

— Вот и обходитесь…

— Но это будет труднее и дольше. Я не прошу вас стать свидетелем, мне не нужны ваши письменные показания. Я просто хочу добраться до самого верха как можно скорее. Мне не нужны даже конкретные имена.

— Конкретных имен у меня все равно нет.

— Я знаю. Мы сами их отыщем, рано или поздно. Но с вашей помощью — раньше. И самое главное: то, что я хочу у вас узнать, нельзя будет использовать напрямую. Это в принципе не сможет вам никак повредить.