Мерзкие дела на Норт-Гансон-стрит

Карен вернулась в прежнюю школу, но перестала общаться с детьми, с которыми дружила прежде, – как, впрочем, и с остальными. Ее оценки оставались очень хорошими, и в те моменты, когда девочка не делала уроки, она решала головоломки – судоку и кроссворды, смотрела игровые шоу или занималась этим одновременно, постоянно заполняя свой разум числами, словами и какими-нибудь пустяками. Причина ее поведения была очевидна детскому психологу, которого она посещала вместе с родителями, но они не пытались что-то изменить. Существовали куда худшие способы борьбы с подобными травмами.

* * *

В марте у Алиссы Брайт состоялась первая выставка в чикагской галерее Давида Рубинштейна.

Несмотря на то что выставка была групповой, одноглазая художница привлекла куда больше внимания, чем другие, в первую очередь из-за интервью, которое она дала «Болд канвас», двум национальным газетам и многим периодическим изданиям в Аризоне, Миссури и Иллинойсе. В этих статьях внимание концентрировалось на личной трагедии женщины, а не на ее искусстве, и они не попали в семейный альбом.

Беттингер знал, что Алисса испытывает смешанные чувства по поводу внимания средств массовой информации. До некоторой степени пресса эксплуатировала ее физический недостаток, «убийства полицейских» (так пресса назвала события в Виктори) и, что хуже всего, смерть Гордона. Половина картин Алиссы была продана прямо на выставке, но этот небольшой успех почти не принес ей удовлетворения.

Они с Жюлем занялись любовью перед отъездом, но эта попытка получилась холодной, отстраненной и лишенной радости. Нос детектива заживал плохо, а правое ухо распухло после ударов, полученных от Доминика. Изменилось и лицо Беттингера, и способность Алиссы смотреть на него.

И они вернулись в Аризону.

* * *

В апреле сгоревшие тела Себастьяна Рамиреса, Маргариты Рамирес, Мелиссы Спринг и Пройдохи Сэма (которого на самом деле звали Реджинальд Б. Гаррисон-второй) обнаружили в сточных канавах на окраине Виктори, и в интернете появилось несколько фотографий. Жюль и Алисса никогда не обсуждали события, произошедшие в Виктори в день метели, и детектив не спрашивал жену, видела ли она те мрачные снимки.

Весь месяц Беттингер плохо спал, и основная часть его кошмаров имела отношения к его действиям, которые он никогда и ни с кем не сможет обсуждать.

* * *

В мае Давид Рубинштейн прислал Алиссе письмо по электронной почте, в котором попросил ее представить свои работы для выставки, где, кроме нее, будет всего один художник. Владелец галереи написал, что он заинтересован только в ее новых работах.

Появившаяся возможность вызвала у художницы внутренний конфликт. Она не знала, что́ ей следует писать. Две недели бесцельных попыток привели лишь к груде брошенных полотен, часть из которых Алисса уничтожила в припадке гнева.

Муж и жена лежали в комнате, где была зачата Карен, и разговаривали. Беттингер поднял вопрос о картинах и выслушал супругу, которая рассказала, как трудно ей снова заниматься искусством после того, как погиб их сын, а дочь стала незнакомкой.

– А ты пыталась перенести на холст часть того, что с тобой случилось? – спросил детектив у облака локонов, прижимавшихся к его обнаженной груди.

– Я не хочу изображать такие вещи – и идентифицировать себя с жертвой. Я не могу сосредоточиваться на дерьме типа «бедная я».

– Ты не такой художник – и не такой человек, – но ты полна гнева. Может быть, тебе следует выплеснуть это на холст.

– Гнев?

– То, что произошло с нашими детьми. С тобой. То, как некоторые критики пишут про твой глаз и про Гордона, словно они являются твоими хитроумными выдумками…

– Да пошли они!

– Скажи это своей кистью.

– Это как терапия искусством?

– Да. Не пытайся придумать концепцию, просто верь своей технике – а она у тебя фантастическая – и выпусти гнев наружу.

Беттингер хотел такие картины – быть может, даже нуждался в них.

Алисса поцеловала его в левое плечо.

– Я попытаюсь.

Через несколько минут художница вернулась в студию.

Жюль же открыл книгу, устроился поудобнее и стал читать про ковбоев, которые были гораздо глупее лошадей, на которых сидели. Через пару глав он ускакал так далеко, что ему это надоело. Беттингер зевнул, вставил закладку и выключил свет.

В три часа ночи его вырвал из кошмара теплый поцелуй в шею и кончики пальцев, ласкающих его налившийся кровью пенис. Алисса включила стоявшую рядом с постелью лампу, и они занялись любовью.

* * *

Отдельные светильники сияли рядом с каждой из двадцати двух новых картин, висевших на кирпичных стенах галереи Давида Рубинштейна в Чикаго. Восхищаясь работами, Беттингер застегнул пиджак коричневого костюма и подошел к бару. Сегодня вечером состоялось открытие третьей выставки Алиссы Брайт, ставшей для нее первой сольной. Новая серия картин, написанных маслом, называлась «Иссечения». Мрачное название, но не такое агрессивное, как первый вариант – «Кровопускание». Детектив оценил их очень высоко, но не мог долго на них смотреть.

– Три бокала шампанского, пожалуйста, – попросил Жюль.

– Конечно, мистер Брайт, – сказала стройная белая женщина, работавшая барменшей.