Отраженный свет восходящего солнца медленно заливал все небо позади Северо-Восточного гребня – теперь он нависал прямо над нами, – и вскоре лучи должны были ударить в вершину Эвереста всего в миле к западу и в 2000 футов выше нас.
Впервые за все время после выхода из пятого лагеря мы сняли рюкзаки и без сил опустились на них, следя за тем, чтобы ни рюкзаки, ни мы сами не свалились с наклонных каменных плит. Все очень устали, и я чувствовал, что действие кодеина и бензедрина заканчивается. Кашель вернулся и стал еще сильнее.
Только Же-Ка повесил на шею бинокль поверх многочисленных слоев одежды, и мы по очереди высматривали людей, которые сегодня хотели нас убить. Наведя бинокль на Северное седло и Северный гребень, где едва виднелась упавшая зеленая палатка пятого лагеря, я не увидел движущихся фигур.
– Может, они отступили и отправились домой, – предположил я между сильными приступами кашля, выворачивавшими меня наизнанку.
Реджи покачала головой и показала прямо вниз.
– Они как раз выходят из четвертого лагеря, Джейк. Я вижу пятерых.
– Я тоже вижу пять человек, – сказал Дикон. – У одного, похоже, за спиной рюкзак и моя винтовка. Не исключено, что это Зигль, если только он не привел с собой опытного снайпера… что тоже вполне возможно.
–
– Полностью согласен.
Я понял, что бинокль Дикона уже направлен не вниз; Ричард повернул его и что-то разглядывал позади Северной вершины – самой высокой, настоящей вершины Эвереста.
– Ищешь траверс? – спросил я, тут же пожалев о сарказме, пропитавшем мой вопрос.
– Да, – подтвердил Дикон. – Кен Овингс сказал, что на гребне между двумя вершинами имеется довольно неприятная ступень – видел ее издалека, из Тьянгбоче в долине Кхумбу, где он живет. Это проклятый скальный уступ, вроде нашей предположительно непреодолимой второй ступени на Северо-Восточном гребне над нами, но Кен говорит, что эта скала между вершинами возвышается на сорок или пятьдесят футов над склоном с нижней стороны.
– На такой высоте это невозможно,
– Наверное, – согласился Дикон. – Но нам не обязательно
Все промолчали, но мне кажется, они думали то же, что и я: у меня нет сил подняться даже на ступеньку лестницы, не говоря уже о переходе длиной в милю по Северо-Восточному гребню и двух высоких ступенях – в том числе второй ступени над нами справа, которая считалась «непреодолимой», – а также крутой пирамидальной вершине и острого конуса на самом верху. Это просто невозможно.
– Как скоро нам следует опасаться выстрелов Зигля или того, кто несет твою винтовку? – спросил я только ради того, чтобы сменить тему.
– Думаю, парень с моей винтовкой будет тщательно выбирать, когда и где стрелять в нас, – ответил Дикон.
– Это обнадеживает, – заметил я. – Но почему?
– Потому что ему нужно то же, что и нам.
– Сбежать от безумных нацистов?
Дикон покачал головой.
– Найти то, что было у Бромли и Майера. Я убежден, что в прошлом году Бруно Зигль совершил ошибку, застрелив Майера, Бромли или обоих – мне очень жаль, Реджи, но мне кажется, что все было именно так, – в таком месте, где тела упали, или их унесло лавиной туда, где до них невозможно было добраться.
– Согласна, – сказала Реджи. – Это совпадает с тем, что в прошлом году видел Ками Чиринг от третьего лагеря в немецкий бинокль. Ему показалось, что он разглядел на Северо-Восточном гребне три фигуры… а потом вдруг осталась только одна. И он слышал звуки, которые могли быть эхом пистолетных выстрелов.
– Значит, вот где нам нужно искать, – кивнул Дикон. – Вдоль кромки гребня. Северо-Восточного гребня… куда никто не поднимался, за исключением Мэллори и Ирвина.
– И если твоя теория верна,
– Да, – сказал Дикон. – Не думаю, что Зигль повторит свою ошибку – или позволит это сделать снайперу, если моя «Ли-Энфилд» у кого-то другого. Если пристрелить нас где-нибудь на Северном гребне или во время траверса сюда, в шестой лагерь, наши тела могут упасть – причем с большой вероятностью – в один из оврагов, ведущих к главному леднику Ронгбук или вообще на Северную стену и ледник Восточный Ронгбук в шести тысячах футов внизу. Шансы на то, что вещь, которую они ищут – будь это даже документ, – останется целой и невредимой, крайне малы.
– Обнадеживающая мысль, – пробормотал Жан-Клод.
– Так что они не захотят в нас стрелять, не убедившись, что мы не упадем слишком далеко, – невозмутимо продолжил Дикон. – Поэтому предлагаю и дальше идти впереди этих ублюдков.
Реджи потерла бледный лоб. Я подумал, что голова у нее, должно быть, болит не меньше, чем у меня. Но у нее, по крайней мере, нет этого ужасного кашля.
– Что вы имеете в виду, Ричард? – спросила она. – Мы и так зашли довольно далеко. И очень устали.