Мерзость

– Какое решение? Немцы мертвы, включая Зигля и того, которого Реджи застрелила из ракетницы, а также тех, кто упал с лестницы на Северном седле. Ничто не может помешать нам спуститься с горы, вернуться к остаткам базового лагеря и убраться отсюда к чертовой матери. Вернуться в Дарджилинг, – это была длинная речь для человека, у которого так болело горло, и я сочувствовал своим друзьям, которые были вынуждены слушать мое хрипение и скрежет.

– Думаю, в этом году герр Зигль привел большую команду, – возразил Дикон. – Двенадцать немцев мертвы, но я не удивлюсь, если такой хитрец, как Зигль, не оставил одного или двух на леднике, в «корыте» или ниже, у базового лагеря. Чтобы ни один из нас не ушел.

– Мы должны доставить эти фотографии и негативы в Лондон, – сказала Реджи. – Вот что самое главное. Ради этого погиб Жан-Клод, а также все наши шерпы, хотя сами они об этом не знали.

Дикон кивнул, потом еще раз, но затем покачал головой, посмотрел куда-то вверх, на запад, и сказал:

– Я хочу подняться на вершину. Но я никогда не бросал партнера в беде и поэтому не пойду прямо сейчас, Джейк.

Я замер, потрясенный.

– Если ты хочешь продолжить восхождение, я готов идти с тобой. – Но это была ложь. У меня возникло ощущение, что колючий трилобит, который вышел из меня вместе с кровью, выгрыз мои внутренности – вроде того, как вороны добрались до Мэллори и выпотрошили его.

– Нет, мистер Перри, вы не в состоянии идти с ним, – тихо сказал Пасанг.

Я заморгал, сердито глядя на него. Кто он такой, чтобы помешать мне исполнить мечту всей моей жизни?

«Врач», – ответили слегка оживленные кислородом остатки моего мозга.

– Отсюда до вершины, должно быть, два часа пути – или два с половиной, если придется задержаться, прокладывая тропу в глубоком снегу пирамиды, – сказал Дикон. – Но у нас хватит кислорода даже на обратный путь.

– Нет, не хватит, – прохрипел я, снова ничего не понимая. – У каждого остался всего один полный баллон.

– Джейк, разве ты не заметил баллоны у Зигля и остальных немцев, которых мы только что застрелили? – спросил Дикон. – Это наши аппараты – конструкции Жан-Клода. Наверное, немцы взяли их на складе в базовом лагере. По всей видимости, при подъеме по Северо-Восточному хребту они использовали не больше двух полных баллонов… что дает нам как минимум восемь дополнительных баллонов. Полных.

Тогда я понял: мы находимся в уникальном положении, гораздо лучшем, чем Мэллори и Ирвин в последний день их жизни. Им пришлось подниматься из шестого лагеря на высоте 27 000 футов, имея при себе по два или три баллона на каждого. И аппараты у них были гораздо тяжелее. Мы уже поднялись на вторую ступень – до вершины осталось два часа пути и всего 800 футов по вертикали. У нас не только достаточное количество кислородных аппаратов, но и «большая палатка Реджи», которую мы притащили с собой… и которая нам пригодится, если внезапное ухудшение погоды заставит нас разбить лагерь. Для всех предыдущих экспедиций бивуак на высоте больше 27 000 футов означал неминуемую гибель. Для нас – с большой палаткой, одеждой на гусином пуху и запасом «английского воздуха» – это будет просто очередным рекордом. Одним из многих, которые установила экспедиция Дикона – Бромли-Монфор – Пасанга – Перри – Клэру.

От воспоминаний о Же-Ка и о его задорном стремлении подняться на эту проклятую гору у меня выступили слезы, которые тут же замерзли на ресницах.

– Я тоже хочу пойти, – просипел я. – Мы все пойдем. Вместе ступим на вершину.

– Нет, – сказал Пасанг. – Мистер Перри – прошу меня извинить, сэр, – вы потеряли не очень много крови, когда выкашляли отмороженную слизистую оболочку глотки; но продолжение подъема еще несколько часов или даже дней на такой высоте может стать причиной легочной эмболии – в лучшем случае. Еще одну ночь на этой высоте вы не переживете.

– Я рискну, – с трудом выговорил я, уже чувствуя, как внезапно навалившаяся сонливость пытается уложить меня на заснеженную скалу.

– А мы можем подняться на вершину и вернуться до наступления ночи? – спросила Реджи. – Или придется ставить мою палатку на открытом месте, например у грибовидного камня?

Дикон вздохнул и покачал головой.

– Я собираюсь пойти один. И не намерен возвращаться.

Я хотел закричать, но боль в горле была слишком сильной. Вместо этого я вдохнул кислорода.

– Вы собираетесь совершить самоубийство, чтобы забраться на эту гору? – вскрикнула Реджи. – Тогда вы трус, несмотря на то, что рассказывал мне кузен Чарльз, несмотря на все ваши блестящие медали!

Дикон улыбнулся.

«Что тут смешного?» – помнится, подумал я. У меня из головы не выходило шипение, которое издал баллон с кислородом за спиной Же-Ка, когда пуля прошла через его тело, а потом через металлический корпус баллона. Как будто душа Жан-Клода покидала тело.

– Если подняться на вершину и не спуститься – это не самоубийство, то что? – не отступала Реджи. У нее был такой вид, словно она готова его ударить.

– Помните, в Сиккиме ко мне приходил Кен?.. – спросил Дикон.

– К. Т. Овингс! – прохрипел я. – Он-то тут при чем, черт побери?