Мерзость

– Совершенно верно. Кен жил в Непале на собственной ферме в долине Кхумбу у южных отрогов Эвереста с тех пор, как после войны решил удалиться от мира. Он по-прежнему пишет стихи, просто никому не показывает. И он по-прежнему альпинист, только теперь никто не знает о его восхождениях.

– Вы говорите, – язвительно сказала Реджи, – что ваш приятель Кен Овингс поднялся на Эверест и будет ждать вас на вершине с аэропланом или чем-то подобным?

– Не так эффектно, Реджи, – усмехнулся Реджи. – Но Кен разведал подходы, седла и гребни с другой стороны Эвереста – с юга – и обещал мне, что он вместе с несколькими шерпами оставят вешки на тропе и мосты через расселины внизу, на леднике Кхумбу. Он говорит, что это, скорее всего, самая сложная часть маршрута, хотя и самая близкая к базовому лагерю на южной стороне.

– На южной стороне нет никакого базового лагеря, – прокаркал я. Звук был такой, будто кто-то скреб когтями по классной доске.

– Уже есть, Джейк, – возразил Дикон. – Кен уже неделю или даже больше поднимается оттуда, чтобы ставить для меня веревки и палатки на Южном седле. – Он посмотрел на Реджи. – Для нас.

– Южное седло, – повторил я, морщась от боли. За последние девять месяцев я столько раз слышал фразу «Северное седло», что мне просто не приходило в голову, что у Эвереста может быть Южное седло – или что это словосочетание вообще может что-то означать.

– Непал закрыт для иностранцев, – сказала Реджи. – Вас посадят в тюрьму, Ричард.

Дикон еще раз покачал головой.

– У Овингса там есть друзья. На его ферме в долине Кхумбу работают больше ста местных жителей, и он уважаемый человек. Кен принял буддизм в тысяча девятьсот девятнадцатом – по-настоящему, а не так, как я, медитировавший утром, а днем стрелявший в немцев, – и многие в Непале считают его святым. Он меня пристроит.

Реджи долго смотрела на него, не говоря ни слова.

– Почему вы хотите скрыться от всего, Ричард? Оставить все, что вам знакомо?

Дикон тоже помолчал, а когда заговорил, голос его звучал хрипло:

– Мне кажется – как вы однажды прекрасно выразились, Реджи, – что мир устал от меня, и не только в буддистском понимании. Все лучшее, что было во мне, так и не вернулось с войны.

Реджи потерла щеку и посмотрела на белую пирамидальную вершину, сверкавшую над головой Дикона.

– Я исполняла свой долг – Бромли и гордого бритта, – с тех пор, как в девять лет приехала в Индию, – сказала она. – Я стала управлять чайной плантацией в четырнадцать и продолжаю управлять ею до сих пор. Доходы от этой плантации поддерживают дом Бромли в Англии. Когда мне было двадцать шесть, я вышла замуж за старика, которого не любила – ради денег и сохранения плантации. Лорд Монфор умер, прежде чем я успела узнать его… а он никогда даже не пытался узнать меня. Я устала исполнять долг.

– О чем вы, Реджи? – спросил я.

– О том, что хотела бы взойти на вершину Эвереста и не отказалась бы потратить пару лет на знакомство с запретным Непалом, Джейк.

– Я пойду с вами, миледи, – сказал доктор Пасанг.

Реджи коснулась его руки.

– Нет, друг мой. На этот раз вы не пойдете со мной. Джейку нужно в базовый лагерь и в Дарджилинг. Мы должны передать эти фотографии куда нужно. Я никогда вам не приказывала, мой дорогой Пасанг, и теперь лишь прошу вас сопроводить Джейка вниз и вернуться на плантацию, а я пойду своим путем.

У Пасанга был такой вид, словно он собирался вступить в спор, но затем шерпа молча опустил голову. Его темные глаза влажно заблестели – наверное, от ветра.

– Вы знаете, где хранится мое завещание, – говорила Реджи, пока я снова прильнул к кислородной маске. – Вам известен шифр сейфа. Плантацию я оставила вам и вашей семье, Пасанг. В завещании есть один пункт. Дополнение, которое гласит, что в случае моей смерти или исчезновения третья часть доходов с плантации должна по-прежнему поступать к леди Бромли в Линкольншире… до самой ее смерти. После этого все доходы принадлежат вам, и вы вольны распоряжаться ими по своему разумению, мой дорогой Пасанг.

Доктор снова кивнул, не поднимая глаз.

– Подождите, – сказал Дикон. – Сегодня никто не пойдет к вершине – не говоря уже о траверсе туда, где Кен оставил закрепленные веревки, палатки и припасы, – пока мы не будем абсолютно уверены, что Джейк сможет благополучно спуститься с помощью одного Пасанга.

– Минутку, – прокаркал я. – Мы можем переночевать в «большой палатке Реджи» у грибовидного камня и все обсудить утром. К тому времени я, наверное, буду в полном порядке. Мы все поднимемся на вершину, и потом вы можете воплощать эту идиотскую идею идти траверсом на юг, в Непал – вы оба! А мы с Пасангом спустимся этим путем.

Слушая меня, шерпа качал головой. Голос его звучал мягко и в то же время властно.