Месма (СИ)

 судить – какие из них привычные, какие – не очень. Женщина взглянула на мальчика очень внимательно и как-то вроде заинтересованно, что ли.

   - Тимофей, - спросила она очень серьезно, - а где твои родители?

   - Папку на фронте убили, - угрюмо сообщил мальчик, - а мамка заболела и умерла.

   - Да… - сумрачно отозвалась Августа и, немного помолчав, спросила еще: - А братья и сестры у тебя есть? 

   - Был у меня брат, но умер от голода, - сказал он, - еще мамка была жива… Один я вот и остался.

   Августа как будто о чем-то крепко призадумалась. Чуть склонив голову, она терпеливо дожидалась, пока мальчик, закончивший есть, тщательно соберет с почерневшей поверхности стола последние хлебные крошки.

   - Смотрите, а дядька этот ушел! – сказал Тимка, мотнув головой в сторону противоположного края.

   - Какой дядька? – слегка удивилась женщина.

   - Ну этот… с которым вы тут поругались из-за меня!

   И действительно, торговое место, занимаемое мрачным мужиком, теперь

 пустовало. На раскисшей от снежного месива земле виднелись только следы сапог.

   - Ну, так пришли покупатели, купили у него весь товар, вот он и ушел! – беззаботно заметила Августа. – Ну и пусть себе идет! Злой дядька, никогда его раньше тут не видела и видеть не хочу. Однако… - она сокрушенно вздохнула. – Мне, наверное, тоже пора!

   - Вы тоже сейчас уйдете? – спросил мальчик грустно.

   - А что делать, Тимка? – снова вздохнула женщина. – Видишь, наступает вечер, темнеет уже. Покупателей и так мало, а в потемках они вообще не ходят. Вот осталось у меня несколько пирожков, понесу обратно домой! Будет хотя бы, чем поужинать.

   Августа деловито начала завязывать мешок. Тимка как завороженный, следил за ее движениями: пальцы у Августы были очень длинные, такие гибкие, сильные… они сноровисто и быстро завязали горловину мешка узлом. И там навсегда исчезли для Тимки эти такие вкусные, волшебные пирожки… Женщина свернула расстеленную на столе газету, на которой располагался ее товар, и убрала ее в сумку вместе с мешком.

    - Спасибо вам большое, - тихо сказал Тимка.

    Августа взглянула на него со скорбной улыбкой.

    - Куда же ты теперь, Тимофей? – спросила она тихо. Голос ее звучал мягко, ласково и немного вкрадчиво…

    - Не знаю, - подросток потупился. – Поел вот, теперь на вокзал, наверное, пойду, а там на какой-нибудь поезд сяду. Куда-нибудь да привезет…

    - Сиротинушка ты горемычная, - сказала женщина сочувственно. – И давно ты так мыкаешься?

    - С начала зимы… как мамку похоронили.

   Августа помолчала, глядя на него сверху вниз – скорбно и задумчиво. Тимка думал, что она сейчас повернется и уйдет, но женщина вдруг сказала:

    - А знаешь что, Тимка? Пошли ко мне домой…

   Бедный Тимка ошеломленно уставился на женщину. За время своих скитаний он ни от кого не слышал ничего подобного.

   - Да что вы… тетя Августа! Как же я могу…

   - Очень просто, - улыбнулась женщина. – Берешь и идешь ножками! Прямо ко мне домой. Я тебе там еще пирожков дам. Помоем тебя… Ну, а там посмотрим, как с тобой быть. Загадывать пока не станем.

   Мальчик не знал даже, что и сказать. Ему казалось, что он просто видит какой-то дивный сон. Он кому-то нужен! Его зовут домой, обещают накормить…

    - Ну так что? – ласково улыбнулась Августа. – Пойдем же, а то скоро совсем стемнеет!

    И она с доброй улыбкой протянула ему руку.

   Тимка дрожащей  рукой схватил ее длинные теплые пальцы – такие гладкие, такие сильные. И сама Августа была вся такая высокая, красивая, сильная! Тимке сделалось так хорошо и покойно на сердце, как не было уже много-много дней!

     Они пошли по рынку, с которого исчезали прямо на глазах последние редкие посетители, вышли из ворот, потом двинулись по узенькой грязной улочке мимо церкви и дальше, в город. Отсюда открывался величественный вид на реку, только сейчас вода в реке была свинцово-серой, а по-над речной гладью быстро неслись угрюмо-зловещие и грязно-серые тучи. На пологих черных берегах еще лежал сероватый снег. Навстречу попадались порой редкие одинокие прохожие, которые перемещались в сгущавшемся полумраке, словно бесплотные тени. Ослабевшие от недоедания люди передвигались мелкими шажками, покачиваясь под резкими порывами холодного ветра. И только тетя Августа шагала широко и уверенно, твердо ступая своими высокими ногами, и ее длинная черная юбка шелестела в такт ее размеренным и решительным шагам. Тимка с немалым трудом поспевал за ней: он был очень слаб, да еще побаливала нога, ушибленная при высадке

 с поезда. Однако подросток боялся признаться своей вожатой, что ему тяжело: вдруг женщина рассердится, да и раздумает вести его к себе? Возьмет, да и пошлет его куда подальше – ступай, мол, куда хочешь, коли идти не можешь! И Тимка терпеливо молчал, стиснув зубы.

     Однако женщина сама заметила, что мальчику тяжело.

    - Что с тобой, Тимка? – заботливо наклонилась она к нему. – Ты вроде как прихрамываешь?

    - А, ерунда! – отозвался Тимка совсем по-взрослому. – Ногу ушиб немного… пройдет, не в первый раз!

    - Что ж ты сразу не сказал? – спросила Августа. – Я шла бы помедленней! Не надо молчать, если тяжело, ты ведь не маленький!

    - Простите, тетя Августа… Я боялся.