Месопотамия

И начал рассказывать. С его слов выходило, что первые перчатки Марату подарил отец. Ещё когда Марат не стоял как следует на ногах. То есть сначала Марат научился уважать родителей, потом боксировать и только потом – ходить. Боксировал он вдохновенно и настойчиво, везде и всегда. Удары его, по словам Бени, несли противнику поражение и бесславие, а его спортивному обществу – славу и победу. Тренеры сразу это заметили, Марата взяли с ходу, не спросив, сколько ему лет, где он учится и какого вероисповедания. А напрасно, подчеркнул Беня. Ведь вера для Марта была делом чести. Он всегда носил с собой священные мощи, привезённые ему Беней с Синая, а что никто из нас их в глаза не видел, то лишь по той причине, что мощи выносить на ринг сурово запрещено олимпийским комитетом. Кроме того, Марат совершал все намазы, почитал вечер пятницы, не ел мяса и отдавал на церковь десятину. На какую такую церковь, Беня уточнять не стал, ограничившись сухими цифрами. Тренеры, без сомнения, знали, кого именно воспитывают у себя на базе, с кем им посчастливилось встретиться в их никчёмной жизни. Поэтому они и ухватились за Марата – как за последний шанс. Это понятно: кому ж не хочется воспитать олимпийского чемпиона? Всем хочется. Его и воспитывали на чемпиона – так и не иначе! Он это чувствовал, и когда его в очередной раз хотели отправить на историческую родину, на Кавказ, уточнил Беня, он, как всегда, заявил, что тут его воспитали, тут он и реализуется как профессионал. Амбиции всегда наполняют нас силой и выдержкой. Тщательный ежедневный труд, изнурительные тренировки, упорное движение к поставленной цели – всё это не могло не дать результатов. Из простого чеченского паренька Марат превратился в спортивную надежду Харьковщины. Не было такого соперника, несколько патетично заявил Беня, разумеется, в его категории, поправился он, который выстоял бы против нашего Марата хотя бы пять раундов! Я хочу вспомнить, – начал вспоминать Беня, – как он готовился к бою. Воздержание и пост, молитва и медитации, покорность и уверенность! – Беня окончательно сбился с темы. – Кожа его со временем стала крепкой, как броня, а кости – твёрдыми и холодными. И когда он бился за звание чемпиона, отцы города замирали на трибунах, видя его грациозные движения и слыша победные крики!

– Так всё и было, – согласился дядь Саша, и синяя слеза скатилась ему в коньяк.

– Ни одного боя! – восклицал Беня – Ни одного боя без победы! Ни одних сборов без победы и успеха! Кровь врагов запекалась на его кулаках. Их стенания сопровождали каждый его удар! К его стопам пытались припасть прекраснейшие женщины! – Тут Беня вспомнил про Алину и запнулся. – Ну, имеется в виду, от федерации, – пояснил он, – профсоюзная работа, трудовые резервы.

Всем как-то сразу стало неспокойно, и Беня не нашел ничего лучшего, как продолжать дальше:

– А вот история, о которой я вам хочу сейчас рассказать, случилась на сборах в Ялте. Я потому так детально рассказываю, – объяснил Беня, – что сам там был. Никто не мог сравниться с Маратом в ловкости и выносливости. Никто не мог выстоять против него, не утратив здоровья. Никто не сомневался в его великом будущем. Кроме Чёрного. Как его звали, я теперь не вспомню. Хотя, – задумчиво вспомнил Беня, – чего ж не вспомню, Чёрным его все и звали. Был он не местный, родители его приехали с Востока или с Запада – не помню. Чёрного как бойца никто сегодня и не вспомнит. Его и тогда мало кто знал, все говорили только о Марате. И вот Чёрный на сборах сорвался. Жили они на базе, в город их не выпускали, режим, распорядок, утренняя гимнастика. И вот тренерский штаб вызвали на какое-то совещание. Причём весь. Тут-то Чёрного и понесло. Сначала он пил сам. Потом споил массажистов. Потом взялся за юниоров. Единственный, кто с ним не пил, – Марат! Два дня искушал его Черный, два дня совращал. Чего только ни делал. И массажистов подсылал к нему, и юниоров подговаривал. Но так и остался ни с чем! И поэтому я предлагаю выпить, – попробовал закруглиться Беня, – за нашего приятеля, за Марата, за его человеческие качества. – Я заметил, что Алина не дослушала, направилась к дому, и туман холодил её икры, пока она шла по двору. – За его преданность спорту и настоящую человеческую дружбу.

Никто не был против выпить, никто не был против настоящей мужской дружбы. Дядь Саша, худой, с бритой головой, с аккуратной полосочкой усов, в своём чёрном пиджаке похож был на трубочиста, упавшего с крыши прямо за праздничный стол и радовавшегося этому, ведь всё могло сложиться куда хуже. Чем темнее становилось небо, тем отчаяннее горели лампы над нами. Темнота стояла вокруг ламп, будто вода вокруг неподвижных сомов, не осмеливаясь всколыхнуть их сонный покой.