Мессианский квадрат

– Прекрасно понимаю тебя, – горячо подтвердил я.

– И тогда я почувствовала, что у меня просто нет другого выхода, как подать на развод: если он блефует, то этот процесс пойдет нам на пользу – отношения могут восстановиться через кризис, а если он и правда не даст мне развода, то с ним просто недопустимо иметь никакого дела.

И тогда я сказала, что проверю его угрозу в деле и подам в суд. Я так и сделала. Это было в самом конце лета. С той поры, вот уже два месяца, мы туда периодически ходим. Раввины нас расспрашивают и уговаривают меня сохранить брак. Я говорю: он угрожает не дать мне развода. Как с таким можно жить? А они мне: это пустая угроза. Он только пугает, а на самом деле просто сильно любит. Это не повод… Я говорю: так давайте попробуем. Разводите нас, посмотрим, разрешит он или нет? Они смеются, головами качают. Говорят, все это несерьезно. Отсылают нас к психологам, их заключений требуют. Настоящий заколдованный круг.

А Пинхас, между прочим, неделю назад еще раз свою угрозу повторил. Сказал, что мы зря теряем время, таскаясь по судам, что если рабанут решит по-моему, он мне все равно развода не даст.

– Я больше не могу так, Ури. Объясни мне, ведь ты верующий, что это за ужасный закон такой, превращающий женщину в собственность? Как можно верить, что его предписал Бог? Ведь в этом законе нет никакого смысла, кроме как предоставлять возможность подлецу издеваться над той, которая была когда-то его женой…

– Ну почему? – возразил я. – Этот закон как раз очень мудр. В нем учитывается природа. Женщина импульсивна, она управляется не столько разумом, сколько чувством, она способна покинуть мужа из-за минутной ссоры и сама об этом потом всю жизнь жалеть. Поэтому как раз правильно, что мужчина отвечает за развод в целом. Именно он должен нести ответственность за взбалмошность своей жены, а не она. Именно муж должен увериться в серьезности ее намерений. Однако если он убеждается, что жена действительно его не терпит, он обязан ее отпустить.

– Я не понимаю, как Бог может хотеть, чтобы один человек был собственностью другого…

– Что ж тут поделать, такова природа: мужчина владеет, женщина принадлежит. Ты же, например, не обвиняешь Бога в том, что он сделал мужчину сильнее женщины? Такова природа, которая некоторыми используется ко злу. Что же касается Бога, то Он как раз и запрещает насилие и требует, чтобы муж отпустил жену, если она не хочет с ним жить.

– Мне это кажется демагогией. Ты смешиваешь природный биологический закон с социальным. За биологические и физические законы я на Бога не сержусь, хотя по этим законам я даже должна умереть, а вот в то, что по воле Бога я являюсь собственностью Пинхаса, я отказываюсь верить.

Я понял, что мои традиционные аргументы не работают, что Сарит подобна Иову, на которого не действовали благоразумные доводы его друзей, при всей их правоте, и что перед Богом я «не так прав, как права его раба» Сарит. Я, пожалуй, впервые в жизни смутился за свою религию.

Как объяснить Сарит, почему она должна страдать из-за какого-то совершенно непонятного ей религиозного закона? Я чувствовал, что обязан ей как-то помочь, как-то защитить свою веру, должен как-то исправить ситуацию.

– Вот что. Тебе надо сменить обстановку, – сказал я. – И прежде всего пожить отдельно от Пинхаса. Я уже не говорю о том, что раздельное проживание сразу вынудит судей рассмотреть твое дело.

– Я думала об этом. Но мне не хочется возвращаться к родителям, они тоже считают, что я бешусь с жиру и не думаю о ребенке, а снимать – нет денег.

– Тебе надо караван в поселении подыскать. Это совсем дешево. За двести шекелей можно найти. В Кохаше, я знаю, есть свободные караваны. И у меня там знакомый, который как раз связан с приемом новых жителей. Спросить у него?

– Конечно, спроси! А это, случайно, не религиозное поселение?

– Нет, смешанное. Сможешь там и в майке, и в джинсах ходить, никто тебе слова не скажет.

– Но что я все про себя, – спохватилась вдруг Сарит. – Как ты, Ури? Как учеба?

Не любил я на тему своей сельскохозяйственной деятельности распространяться… Одни люди смущались, не знали, как реагировать, другие присвистывали, говорили: «Да ты, брат, идеалист». Хотя, если вдуматься, то при чем тут идеализм? Таращиться целыми днями на экран, не вылезать из компьютера – вот это действительно идеализм, а доить коз и готовить сыр – чистейший реализм.

Я нехотя рассказал Сарит о том, что уже год как бросил учебу и работаю теперь на ферме. Сарит слушала с любопытством:

– Так, выходит, запах коз мне не мерещится? – сказала она улыбаясь.

– Ой, прости, Сарит. Я не знал, что этот свитер тоже этим запахом пропах. А сам я просто принюхался и не замечаю.

– И что ты дальше собираешься делать? Будешь всю жизнь батрачить?

– Я сейчас опыта набираюсь, деньги зарабатываю, а потом, гляди, и своей фермой обзаведусь.

– Здорово. Но для такого дела и жена должна быть соответствующая. У тебя девушка-то есть?

– Да, я встречаюсь с одной. Думаю, мы поженимся.

– Кто она?