– Этот Проповедник – мой сын?
Голос Айдахо прозвучал глухо, словно издалека:
– Если бы я мог знать…
Вселенная здесь, она перед вами; единственно таким образом может федайкин рассматривать ее и оставаться при этом хозяином своих чувств. Вселенная не угрожает, но и не обещает. Она поддерживает порядок вещей, недоступный нашему воздействию: падение метеорита, цветение Пряности, старение и умирание. Это реальности вселенной, и воспринимать их следует, невзирая на те чувства, которые мы при этом испытываем. Вы не можете словами справиться с этими реальностями. Они войдут к вам, не произнося слов, и тогда, только тогда вы поймете, что значит «жизнь и смерть», и понимание это наполнит вашу жизнь радостью.
– Нам пришлось все это задействовать, – сказала Венсиция, – и делается это только ради
Фарад’н ничего не ответил, продолжая неподвижно сидеть напротив матери в ее утренних покоях. Золотистые лучи солнца падали на принца сзади, отбрасывая его тень на пол, покрытый белым ковром. Свет, отраженный от противоположной стены, рисовал прозрачный нимб вокруг волос матери. Венсиция была одета в свое обычное белое платье, отделанное золотом, – напоминание о былом королевском величии. Сужающееся книзу лицо было напряжено, но сын понимал, что мать следит за каждым его движением. Фарад’н внезапно почувствовал пустоту в желудке. Странно, ведь он только что позавтракал.
– Ты не одобряешь наши действия? – спросила Венсиция.
– Что я могу одобрять или не одобрять? – спросил сын.
– Ну… то, что мы до сих пор скрывали это от тебя.
– Ах, это, – он изучающе посмотрел на мать, стараясь разобраться в том сложном положении, в котором он оказался. Но в голове билась только одна мысль – совсем недавно Фарад’н заметил, что Тиеканик перестал называть Венсицию «моя принцесса». Кстати, как он ее теперь называет? Королева-мать?
– Выскажись, – приказала мать. – Я же чувствую, что что-то не так.
– Что, если план потерпит неудачу? – спросил он первое, что пришло ему в голову.
– Как он может потерпеть неудачу?
– Не знаю… Любой план может провалиться. Каким образом ты хочешь использовать в этом деле Айдахо?
– Айдахо? К чему этот интерес к… Ах да – тот мистик, которого привозил сюда Тиек, не посоветовавшись со мной. Он был неправ. Кажется мистик говорил об Айдахо, не так ли?
С ее стороны это была неуклюжая ложь, и Фарад’н удивленно уставился на мать. Она-то должна была знать о Проповеднике!
– Дело просто в том, что я никогда в жизни не видел гхолу, – сказал он.
Она приняла эту игру.
– Мы приберегаем Айдахо для важных дел, – сказала она.
Фарад’н в задумчивости пожевал верхнюю губу.
Венсиция внезапно вспомнила его покойного отца. Временами Далак становился точно таким же – замкнутым, сложным; его было очень трудно читать. Вспомнила она и то, что Далак приходился родственником графу Хазимиру Фенрингу – в них обоих было что-то от денди и фанатика. Неужели Фарад’н унаследовал и эти качества? Она начала жалеть, что позволила Тиеку втянуть мальчика в религию Арракиса. Кто знает, куда это заведет Фарад’на?
– Как теперь называет тебя Тиек? – спросил сын.
– Что такое? – Венсиция была явно озадачена таким поворотом.
– Я заметил, что он перестал называть тебя «моя принцесса».
– Он называет меня «моя Госпожа».
– Почему?
– Потому что таков обычай всех Великих Домов.
– Это вызовет меньше пересудов, если нас нечаянно услышат, – объяснила Венсиция. – Некоторые подумают, что мы отказались от своих легитимных притязаний.
– Кто же эти глупцы?