Мессия, пророк, аватар

– Значит, это было с тобой, – прошептал Виш. – Какая ужасная казнь. Но ведь ты не умер. Как это понять?.. А если не умер, то и воскреснуть из мертвых не мог, как говорили?

– Не умер я. После первого гвоздя ничего уже не чувствовал… И должно быть, я оказался живуч. Меня выходили друзья, и я ушел из страны. Больше меня и не видели… Ну… может, видел кто-то. Это их дело, как они рассказывали обо мне. Их дело. Не мое. Пусть говорят и думают что хотят. Я знаю правду.

– И ты решил вернуться сюда? Значит, тебе было лучше здесь, чем в твоей стране? Тебя там казнили… безвинного. А здесь люди тебя слушались. И ты можешь продолжать свое учение.

– И здесь меня преследовали. Помнишь, Виш? Или нет, ты был еще мал тогда. Не понимал… Меня преследовали брахманы. Мои друзья Наан и Наль предупредили, что меня разыскивали брахманы. Тогда я и отправился на родину… Но если я и продолжу учить людей и открывать им истину, то опять навлеку на себя гнев, буду схвачен. Мне этого не надо, с меня довольно… А скажи-ка, не встречал ли ты Наана и Наля?

– Никогда не встречал. Как расстались, так и не встречал больше.

Ровоам вспомнил Ситу. Захотелось поспрашивать Виша о ней. Должно быть, Виш что-то знал. Но Ровоам сдержался, заставил себя, как много раз заставлял, не давать хода воспоминаниям. Самому потом будет хуже – разбередишь прошлое и долго не сможешь унять тоску.

Мысли о Сите все-таки не отпускали его. Он поспешно распрощался с Вишем и пошел своей дорогой. Долго и с недоумением глядел Виш ему вслед. Когда фигура удалявшегося превратилась в еле видимую точку, а затем исчезла, Виш вернулся к своей канаве, поплевал на ладони и принялся за работу.

Как ни гнал от себя прошлое Ровоам, оно оставалось с ним, неотвязно терзая его. Многое вспоминалось – и важное, и совсем уж пустячное. Долго не давал покоя и даже смешил образ старого брахмана Нилакантхи. Высохшая рука жреца так и маячила перед глазами.

– Фу ты, напасть какая, – сказал он вслух.

Сказал и тут же, к удивлению своему, понял, что если будет говорить что-то вслух, то навязчивые воспоминания поблекнут. И он начал произносить вслух свои мысли, о чем бы они ни были. Он даже привык говорить сам с собой обо всем, что видел на своем пути.

Сколько дней он прошагал так, Ровоам не знал. Все дни одинаковы, и он не считал их. Вот счастье-то – не считать дни! Когда-то он вел счет дням по римскому календарю, и ему казалось, что он в согласии со временем. Оно как бы двигалось вместе с ним. Или это он шел вместе со временем. Неважно. Теперь же время явно остановилось. «Время – это изменение вокруг меня и во мне самом», – решил Ровоам. А раз нет изменений – ему так казалось, – то и времени нет. Смена дня и ночи была так регулярна, как дыхание. Но дыхание с его ритмом – это никакое не изменение, оно постоянно, а значит, не время. Так же смена дня ночью и ночи – днем… Итак, времени не стало.

Так и шел Ровоам по стране, рассуждая вслух.

Однажды, когда он шел вдоль реки – а это снова был великий Инд, спокойно и с достоинством двигавшийся к океану, – он увидел мальчика лет семи-восьми. Потом он понял, что мальчик не один, а с матерью. Она полоскала в реке белье и не могла видеть, как сын пошел навстречу Ровоаму, заметив его еще издали. Смелый мальчуган заступил ему дорогу.

– Ты кто? – требовательно спросил мальчик и подозрительно сощурился.

– …красивый ты мальчик, – Ровоам продолжал говорить вслух, ведь у него вошло в привычку все виденное обговаривать.

«Вот лежит камень, он большой и серый, и тяжелый, его не поднять, не сдвинуть с места…» Такие вот речи вел странствующий Ровоам…

Он остановился перед мальчиком, погладил его по голове.

– Красивый ты мальчик, – повторил Ровоам.

– Ты тоже красивый, – сказал мальчик. – Кто ты?

Ровоам негромко рассмеялся:

– Вот уж не думал о себе так, будто я красивый.

Женщина сидела на корточках и занималась бельем. Не оборачиваясь, она спросила сына, с кем он там разговаривает. Не получив ответа, рассердилась:

– Разве я не запретила тебе разговаривать с чужими людьми? Ты забыл, Рови?

«Ослышался я или она в самом деле произнесла это имя»? – подумал Ровоам в смятении. И он спросил:

– Как твое имя, красивый мальчик?

– Меня зовут Рови, – охотно ответил он. – А мою маму – Сита.

Ровоам словно окаменел. Противный холодок пробежал по спине снизу вверх, в затылок.

– Сита, – едва слышно произнес он, для себя.

Тут женщина обернулась. Оставила белье. Услышала ли она свое имя, произнесенное ребенком, или просто решила вмешаться? Едва ли услышала. А Ровоам уже сам шел ей навстречу. В двух шагах друг от друга оба остановились.

– Сита, – просто сказал Ровоам, – я вижу, это – ты…

Больше он ничего не сказал. Голос изменил ему. Пропал голос.

– Кто ты? – еще не понимала женщина, всматриваясь в незнакомые черты. Чье это лицо, сильно заросшее черными волосами?

И тут мальчик сказал:

– Мама, он красивый, этот человек.

Сита очень долго глядела в лицо Ровоама и наконец тихо сказала сыну:

– Это твой отец, сынок. Он тоже носит имя Рови.