Месть

Авнер позвонил сотруднику «папа» и попросил его приехать утром с тем, чтобы забрать оружие. Эту ночь, считал Авнер, они могут спокойно провести в отеле. На следующий день в Мадрид поедут уже без оружия и в новой машине. И им не придется больше думать о полиции и заставах на дорогах.

Ехали долго. Время от времени Авнер сменял Стива за рулем. Молчали. Авнер прекрасно понимал, что все они думают об одном и том же.

Правильно ли они действовали? Была ли возможность сделать все по-другому, лучше? Может быть, они потеряли контроль над собой? Не могли ли они скрыться, не убивая этого арабского мальчика? Было ли это убийство на самом деле актом самозащиты?

Они, собственно, не знали, погиб ли этот юноша. Но он был уже четвертым безымянным палестинцем, в которого они стреляли. Эти четверо, хоть, строго говоря, и не принадлежали к категории ни в чем не повинных людей, как тот официант в Лиллехаммере, но все же в их списке не значились. Впрочем, не только они отсутствовали в этом списке. Там не было Мухасси. Не было и агента КГБ. Наконец, не было и Жаннет.

А Саламэ, Абу Дауд и доктор Хадад между тем живы. Как это расценить? Как неизбежные издержки при всех подобных миссиях? Или это их вина? Может быть, им не под силу больше заниматься этой работой? И вообще, подводя итоги, можно ли утверждать, что они свое задание не выполнили?

С момента ликвидации Будиа, почти полтора года назад, они не поймали ни одного из тех, кто еще значился в их списке. За это время они убили четверых рядовых арабских солдат и женщину-голландку. Потеряли Карла и Роберта — двух прекрасных агентов. При этом битвы с террористами они не выиграли. Они считали это провалом, поражением. Никак иначе эту ситуацию они определить не могли. Более того — в настоящее время они не подчиняются прямому приказу своего начальства. Никто не давал согласия на то, что они сейчас делают. Да и кто же даст согласие на то, чтобы они бегали по испанским дворам и расстреливали арабских мальчиков? Как дилетанты-любители.

Как террористы.

Именно это сказал Ганс как раз перед тем, как они свернули с Четвертой автострады в предместье Мадрида.

— Мы действовали в точности, как террористы.

Ни Авнер, ни Стив спорить с этим не стали[85].

В течение следующей недели они, один за другим, покидали Мадрид, возвращаясь во Франкфурт.

Так же, как тогда, после Гларуса, в печати не появилось никаких упоминаний о случае в Тарифе. Может быть, об этом писали испанские или швейцарские газеты? Но было похоже, что и там об этих фактах решено было умолчать[86].

Террористы тоже стараются не привлекать к себе внимания. Так что разоблачений опасаться не приходилось. Почти. По истечении нескольких дней после того, как они покинули Испанию, можно было и вовсе успокоиться.

Понятия «провал» или «бесчестье» были не совсем точными. Считали ли они себя виноватыми? Думать об этом не имело смысла.

Они считали, что их покинула удача. Как и большинство солдат, они были людьми суеверными. Кроме того, чувствовали себя уязвлёнными.

Люди, которым долгое время сопутствовала удача, тяжело переживают свои потери, будь то профессиональный успех, любовь женщин или воинские почести. У них возникает ощущение обиды и состояние подавленности. Под сомнением оказываются все прежние ценности и верования.

В таком состоянии Авнер был в течение довольно долгого времени, страдая после гибели Карла, потом после гибели Роберта, но в особенности после событий в Тарифе. То же, хоть и в меньшей степени, происходило со Стивом. И вот теперь настала очередь Ганса. Он был совершенно подавлен. Болтливым он никогда не был, но теперь бывали дни, когда Ганс вообще не произносил за весь день ни слова.

Авнера беспокоило его состояние. Работал Ганс так же методично и аккуратно, как прежде, но как бы по инерции, без интереса. У Авнера было впечатление, что Ганса грызли сомнения. Но стоило с ним заговорить на эту тему, как выяснялось, что он и слышать не хочет о том, чтобы отказаться от их миссии. Вопроса этого они, правда, всерьез больше не касались. Считалось, что он уже решен — они работают до тех пор, пока не истратят все деньги. Однажды, когда Авнер поинтересовался самочувствием Ганса, тот, сжав зубы, ответил:

— Послушай, говорить больше не о чем. Мы решили продолжать. Так что давай этим и заниматься.

У них оставалось еще несколько недель, и они старались успеть хоть что-нибудь сделать. Но все было безрезультатно. Никакой мало-мальски интересной информации. Ничего, на что стоило бы расходовать оставшиеся деньги.

При этом Ганс настаивал на экономии. Он боялся, что они останутся без денег как раз в тот момент, когда возникнет благоприятная для операции ситуация. Это было разумно. Как бы они выглядели, если бы им пришлось отказаться от поимки Саламэ только потому, что не хватило денег? Однако узнать что-нибудь о Саламэ им не удавалось — ни через их собственных осведомителей, ни через Луи, ни через Тони, ни даже через «папа». Легче было бы взяться за других террористов.