Месть

Это было уже странно. Ганс всегда к двенадцати ночи возвращался домой. Могло случиться, что ему позвонил неожиданно осведомитель и попросил о свидании. Но они всегда друг друга ставили в известность о своих неожиданных отлучках. В особенности в последнее время. Ганс бы непременно позвонил. Он знал, что оба они — и Авнер, и Стив — дома. Авнер забеспокоился.

— Я хочу туда поехать, — сказал он Стиву. — Мне не нравится, что его все еще нет дома.

Стив пожал плечами.

— Скорее всего он сидит на скамье у этого проклятого утиного пруда, — сказал он. — Но, конечно, поедем.

Поездка от их дома, расположенного по соседству с Хюгельштрассе в районе Эшерсгейм, до квартиры Ганса, которая находилась вблизи Редербергвег, отняла у них меньше двадцати минут. Ганса дома не было. Авнер открыл дверь своим ключом. В квартире все было в порядке. Похоже на то, что Ганс ушел и до сих пор не вернулся домой.

Было два часа ночи. К тому же — очень холодно. В такую погоду даже Ганс в его нынешнем состоянии вряд ли стал бы гулять по парку или сидеть на своей скамье. Они встревожились оба, но все же Стив еще надеялся на лучшее.

— Если он у своего утиного пруда, — сказал он, — ему придётся придумать хорошее объяснение, чтобы не получить по морде.

Они знали, по какой дороге Ганс ходил в парк. Он шел обычно по Редербергвег, затем по живописной ступенчатой тропе, которая носила имя подруги детства Гете Лили Шенеманн-Штайге, затем выходил на четырехрядное шоссе, которое шло по дну оврага. Чтобы попасть в Остпарк, оставалось пересечь Остпаркштрассе. В парк он входил по хорошо протоптанной тропе в нескольких сотнях метров от перекрестка. Еще два-три поворота —и змеевидная тропа выводила к утиному пруду.

Авнер и Стив надеялись, что повстречают Ганса по пути, но ни Ганса, ни вообще кого-либо они не встретили. Через пятнадцать минут они были у пруда. Вокруг ни души. Лед на искусственном пруду светился в темноте, и им удалось разглядеть фигуру человека, сидящего на скамье. Они подошли. Это был Ганс. Он был мертв.

Сначала Авнер подумал, что Ганс покончил с собой. Мысль об убийстве ему и в голову не пришла.

Кусты окаймляли пруд небольшим полукругом. Невысокие деревянные перила создавали нечто подобное набережной, где были расставлены скамейки. Ганс сидел на скамье в полусогнутом положении, как бы наклонившись к перилам. Голова повернута в сторону. Открытые глаза выделялись на безжизненном лице. Пальто расстегнуто не было. При первоначальном осмотре Авнер не увидел никаких ран — ни на голове, ни на теле.

Было слишком темно. А у них с собой не оказалось ни спичек, ни фонарика. «Берегись, — сказал Авнер Стиву шепотом. Несмотря на сильный мороз, тело Ганса еще не окоченело. Смерть наступила не более часа тому назад. Убийца мог находиться где-нибудь поблизости.

Ганс, несомненно, был убит. Авнер убедился в том, что его пистолет на месте, за поясом. Он не застрелился. И не умер естественной смертью. Авнер все еще не понимал, где рана, но шаря рукой по телу, наткнулся на что-то липкое. Это была, видимо, кровь из раны. Раны, нанесенной кем-то.

— Его убили, — сказал Авнер, протягивая Стиву пистолет Ганса.

Несколько секунд они молчали, потрясенные и испуганные. В огромном парке было тихо. Виднелись лишь обледенелые кусты и темные силуэты деревьев. Издали доносился монотонный гул большого города и время от времени было слышно лязганье металла в железнодорожном депо, когда переводили стрелки, чтобы перегнать товарные вагоны с одного пути на другой. Остпарк находился неподалеку от железнодорожной станции.

Стив оттянул затвор на пистолете Ганса.

— Проверь бумажник, — сказал он Авнеру, — а я посмотрю, что делается вокруг.

Это ведь мог быть просто грабитель. Франкфурт — огромный промышленный город, куда съезжаются рабочие из всех стран Южной Европы. Как и везде, здесь были свои злачные места, свои сутенеры, бандиты, наркоманы и проститутки. Остпарк, хотя и был расположен во вполне респектабельном районе, но по ночам любой парк в любом районе абсолютно безопасным считать нельзя. Франкфурт не относился к числу городов с высоким уровнем преступности, но десять-пятнадцать ограблений и убийств все же регистрировалось здесь ежегодно. Ганс — один в парке, пожилой уже человек, мог показаться вору легкой добычей. Ганс не стал бы сопротивляться и без длинных разговоров отдал бы бандиту и несколько немецких марок, и свой бумажник, и даже часы. Возбужденный грабитель мог все равно в него выстрелить. Однако это объяснение тут же отпало. Часы были на руке Ганса. Бумажник — в кармане. Может быть, Ганса предал кто-нибудь из его же осведомителей? Трудно себе представить, чтобы он назначил кому-нибудь свидание в таком месте. Поздним вечером парк был совершенно безлюден и мало подходил для встреч. Кроме того, парк был для Ганса его личным убежищем, куда он уходил, чтобы отдохнуть, поразмыслить, побыть наедине с самим собой.