Рауль сам задыхался, голова его кружилась, но сделав последнее усилие, он достиг террасы.
Свежий воздух придал ему бодрости. Он отнес Валерию в лодку, привязанную у берега и вернулся к собравшейся толпе любопытных и спасающих, чтобы узнать о тете Адели, но никто не мог сказать ничего положительного. Одни говорили, что именно ее крики подняли тревогу, другие видели, будто она металась по комнате и затем свалилась. Одно было несомненно: пожар начался в ее комнате, но только невозможно было туда проникнуть, чтобы спасти ее.
Взяв у одной из присутствующих женщин шерстяной платок, чтобы прикрыть Валерию, князь проворно вернулся к лодке, тщательно укутал все еще лежавшую без чувств женщину и, крайне взволнованный, отплыл к своему дому. По пути он встретил большую лодку, в которой узнал своих слуг: заметив пожар, они выехали на помощь. Приказав им во что бы то ни стало отыскать и спасти тетю Адель, он поплыл домой, чтобы оказать помощь Валерии. Причалив к берегу у виллы, он нашел весь женский персонал дома.
– Марго, придите помочь мне привести в чувство княгиню, – крикнул он бывшей няньке сына, оставшейся у него горничной и, сопровождаемый изумленной девушкой, отнес Валерию в свою комнату, где уложил на диван.
Когда четверть часа спустя молодая женщина открыла глаза, она узнала Рауля, стоявшего перед ней на коленях и дававшего ей нюхать спирт, а Марго растирала ей ноги.
– Слава Богу, – обрадовалась горничная, – я принесу сейчас чашку чая, и это вас согреет.
Валерия хотела что-то сказать, но Рауль предупредил ее, он привлек ее к себе и страстно проговорил:
– Дорогая моя, прости и забудь прошлое, ты не можешь не признать руки Провидения, которая разрушила твой дом, чтобы привести тебя под мой кров.
Валерия молча обняла мужа, опустела голову на его плечо и разразилась рыданиями. Рауль молча прижал ее к своей груди, он не хотел удерживать этих слез, которые, он чувствовал, должны были облегчить ее сердце.
– Мой добрый Рауль! Ты спас мне жизнь, забыв о том, что я жестоко оттолкнула тебя, – промолвила, наконец, Валерия. – Ты тоже прости меня, как я страдала, если бы ты только знал! Совсем одна, вдали от тебя и ребенка, под гнетом незаслуженного позора! Не будь я христианкой, я наложила бы на себя руки.
– Забудем прошлое, омраченное недоверием и незаслуженным подозрением. С этого дня для нас начинается новая жизнь, жизнь, исполненная любви и доверия. А теперь позволь сказать тебе, что именно открыло передо мной твою невиновность.
Подсев к ней на диван, он подробно описал свое обращение к спиритизму и неопровержимые доказательства, данные покойной матерью. Наконец, он рассказал, сколько выстрадал, придя к убеждению, что пожертвовал своим счастьем ради обманчивых улик, и затем, как воскресла его любовь, и созрело твердое намерение отвоевать Валерию, чтобы загладить свою вину. Валерия слушала его и волновалась.
– Ах, Рауль, я хочу разделить твою веру, – и глаза ее блеснули со свойственной ей горячностью. – Я хочу познать эту новую науку, которая заполняет пропасть, образуемую смертью, и дала возможность твоей святой матери явиться с «той» стороны оправдать меня.
– Я посвящу тебя, моя дорогая, и впредь, с благодетельной помощью наших незримых друзей, мы уже не споткнемся на жизненном пути. А теперь пойдем поцелуем нашего бедного, ни в чем не повинного Амедея, которого мы поочередно отвергали, но, который, тем не менее, сохранил в своем сердечке неизменную к нам любовь. Позволь, моя Лорелея, – добавил он, нежно лаская распущенные волосы жены, – бедному рыбаку, которому ты вернула жизнь и счастье, обуть твои волшебные ножки.
Валерия захохотала.
– Ах, правда, ты все еще в своем романтическом костюме. А я в своей апатии даже не подозревала, что настоящий князь служит мне гребцом. Жалкая же я была Лорелея.
Молодая чета пошла в спальню Амедея и нагнулась над спящим ребенком, черные кудри которого рассыпались по подушке. Его вид напомнил Валерии встречу с банкиром.
– Рауль, пойдем я расскажу тебе необычный случай со мной в день моего отъезда сюда.
Удивленный ее возбуждением, князь повел ее на террасу, залитую розовым светом первых лучей восходящего солнца. Раскрасневшаяся от волнения Валерия описала встречу с Самуилом, ее волнение при виде изумительного сходства его сына с князем, и привела ответ банкира. Рауль с удивлением слушал ее, но он был слишком беспечен, а в данную минуту всецело поглощен был завоеванным счастьем, чтобы желать новых осложнений. Его ужасала сама мысль разбираться в путанице подозрений, улик и непонятных загадок.
– Конечно, столь странное сходство – поразительно и мало приятно Мейеру, – сказал, улыбаясь, князь, – но оставим это, он прав, говоря, что один Бог может выяснить такого рода случайности. А будем любить нашего ребенка, брюнет ли он, блондин ли, все равно. Мы знаем, что он наш, и довольно. Не в эту минуту, когда занимается заря нашего счастья, светлого как солнце, туманить нам его новыми подозрениями. А теперь, дорогая, ступай отдыхать, я пойду справиться, нет ли известий о бедной тете Адели.