Да вы спите никак, любезные мои… Пойду-ка я карту обещанную поищу, чтобы в следующий вечерок конец легенды вам слушать веселей было.
(1) Коловорот двух светил Модены и Морены, обозначает как день, так и год
========== Ищите и обрящете ==========
Утром подгулявших собут… сотрапезниц разбудил колокол, сзывающий месм к утренней службе. Дарнейла с непоняток и глаз продрать не успела, а выспавшаяся на непривычной пуховой постели Крозенца, со стыда головы не поднимая, принесла ей умывальный набор, горячей воды и сразу засуетилась Имнейю кормить да обихаживать.
Не в том дело, что устав обители суров был — молитв или канонов не случалось, а вот наказания водились, и строгие. Каждая сестра свое задание знала, старшие младшим на день обычно учение задавали или работы, коли те еще посвящения не заслужили. По рангам неукоснительно полагали: Дарнейле назначили двух временных послушниц — рыжую престарелую месму Уклюту и смешливую тринадцатилетнюю Рутку. Те одели и причесали важную гостью.
— А погулять мне нельзя ли по замку? — спросила Гейсарнейская владычица, смекнув, что она теперь, вроде как, госпожа. — Или библиотека только у Матери-настоятельницы имеется? Уж больно любопытно на древности какие взглянуть, сказывали, чудес в Обители Дум немерено.
— Да! Знатные у нас аркады для размышлений, ветром теплым там дышать на утре хорошо, — с удовольствием затрещала малолетняя послушница. — Читальня и палаты тихих раздумий. Сады с мостиками для прогулок, залы для лечебной ворожбы и травен — целые пять покоев проходных. Да еще подземные пещеры имеются, запретные... А для ночных наук есть Северная башня. Только вот мне туда ходу нету. — Вздохнула Рутта Монья.
— А что так? — будто небрежно поинтересовалась Килла, пока молчаливая Уклюта ей косы на здешний лад с жемчугами плела.
— Родом не вышла, — вдруг буркнула та, — даже имени не дали, так с урожденным и бегает. Она и летать никогда не сподобится да на серьезное ведоство негодна.
— А сколько ж имен положено? — Месму давно эта неразбериха мучила. Ведь и эфеты разные по званию были.
— Материнское, то есть урожденное; тайное — ежели дар имеется; и владетельное — когда власть наставница добровольно над землей дает, — как по писанному оттарабанила старшая, гордящаяся своим рождением от колдуньи Уклюта Мавей. — Нечто вам сие не ведомо, госпожа?
— Ведомо, это я так. — Кивнула ей в зеркале Дарнейла. — Жалко, что не всем дано…
— А вдруг меня сестра какая в учение возьмет! — Не унывала маленькая гмыженка, одним ухом прислушиваясь к разговору и споро при том на стол накрывая. — Или я, может, еще… Дар, например, у меня откроется, как пророчицы говорить стану из-под земли гулким голосом: «У-у-у!»… Ой! — перепугала дурочка сама себя, и кувшин узорный об пол грякнула.
— Ступай, только полы подтирать и годна, — без гнева отослала ее Уклюта. — Я сама госпожу Гейсарней по Обители провожу.
Так и жилось Дарнейле Килле в замке — несложно и праздно.
Прошло семь коло, когда Мать месм ее снова к себе в комнаты позвала. Да разговор всё, вроде, ни о чем был: по нраву ли еда, как почивается, всего ли довольно, как дочь растет?.. Всё отдохнуть уговаривала, будто немощной или больной месма из Воксхолла была.
— Ну и хорошо, что ладно всё — значит, решила остаться, милая. В ученье сама тебя возьму. Пора тебе, дитя, принимать обет. Нынче же! — Внезапно как из ватного сна услышала Дарнейла строгий голос Анарды Никтогии.
— Не готова я, Повелительница! — покаянно и скромно возразила гейсарнейская гостья — и как очнуться-то ей удалось, так сердце у горла то трепетало, то молотом бухало! — Позвольте еще седьмицу попривыкнуть, красиво у вас и славно, но домом обитель мне еще не стала.
— Разумно. — Оломей повернулась спиной от свету, но на лице ее Дарнейла успела увидать странную волну — будто вода по чертам волшебницы прошла, вид страшного, старческого, древнего и, вроде, даже… неживого лица являя. — Не думай, что я сержусь, — снова ласково сказала настоятельница. Но Килла поняла, что именно так и было — не понравилось Великой месме, что её чары не подействовали.
«Друзей надо тут было искать! Защитники мои далеко, да казармы не пусты! Что ж это я как спала, глупая! Всё гуляла да дивилась на чудеса и прелести здешние! Сего дня и берусь!» — обругала она себя, когда госпожа настоятельница, рукою махнув, отпустила ее. Но даже в мыслях имени Брая Килла не помянула. Крепок получился заговор-то, надежно укрыл все воспоминания зачарованный малахитовый кладенец. И, вроде как, чужую ворожбу (даже сильную таку!) отводил…
Вечерело. Синие сумерки на чужом месмочке юге были хороши и томны. Душистый воздух, полный песнями фонтанных струй и шелестом листвы, будоражил ее чувства и не давал уснуть.
— А кто ж у вас… у нас тут всем ведает, окромя колдовства? Все разумно да умно’ устроено, будто само делается? — Уставшая Дарнейла сидела у окна в удобном кресле. А на полу в парчовых подушках, несмотря на поздний час, резвилась, громко смеясь и кусая свою кроткую няньку, ее доченька. Шалунья!..