Месть фортуны. Фартовая любовь

— Сначала высмеивали, подкалывали законника. А он — никого не видит. Ее одну. Хоть за свою жизнь столько баб перевидал. На кентеле волос столько не росло. Средь них и моложе, и красавиц хватало. Всех перезабыл. И однажды, под утро, сумел обойти охрану, влез к ней в палатку. Не вынес мук, выяснить хотел, как она к нему относится? Аннушка поначалу испугалась его. Никого к себе не ждала, не приглашала. А тут — кент подвалил. Она в угол палатки забилась от страха, дышать боится. Крутой ее успокаивает, мол, не трясись, не буди охрану, не обижу, не за тем возник. И давай ей про свою любовь говорить. Признался, что жизнь не мила теперь. Всюду ее рядом видит, даже во сне. Она и ответила.

— Не терзайся понапрасну. Не суждено нам с тобой вместе быть. Ни теперь и никогда. Я из невезучих. Не хочу никого несчастным делать. Да и полюбить никого уж не смогу. Обманула меня любовь. Больше не верю в нее. И ты понапрасну слов не трать! Уходи, забудь, выброси из памяти и сердца, даже если это всерьез. Обмороженная яблоня — пропала Для жизни, яблок не даст. Живет себе не в радость. Душу не терзай! Иди прочь!

— Но Крутой был не таков, чтобы враз отступиться от своего. И ботает ей, мол, тоже знавал жизнь. Случались в ней невзгоды. Лихие. Но вот и его солнце увидело, судьба любовь подарила. Настоящую. Что было до того — шелупень. И он не враз поверил, что всерьез полюбил. Но теперь знает, это до конца жизни. Просил ее не отказывать сплеча, присмотреться к нему, — усмехнулся криво.

— Она и слушать его не стала. Ответила, мол, дитя имеет. Девочку. Без отца растит. Тот тоже в любви клялся, обещал до гроба верным быть и любить до старости. А через год бросил. Не дождавшись рождения дочери и навсегда уехал из деревни. Никто, даже родители его, не знали, где он мотается, в каком городе осел? Может, из-за нее? Так Аннушка ничего от него не требовала. Любви не выпросишь. А денег от него не хотела. Сама ребенка растила, как могла. И никогда не винила того, кто бросил. Теперь, когда прошло десять лет, он объявился в деревне. Неожиданно. Вместе с женой и двумя детьми. Заявился на третий день ночью. К Аннушке в дом. И полез к ней как к бабе. Силой хотел взять. Она его — каталкой по кентелю приласкала. Тыква у фраера слабой оказалась. Проломилась. Еле выжил. Анку за хмыря судили. Три года отбыла в зоне. Ни за хрен собачий. А когда вышла, тот потрох за ней с ножом гонялся. Потаскухой называл. Мол, сама заманила в постель. А потом, когда он отказался бросить жену и детей — голову проломила! Такую «утку» по деревне пустил. И ему поверили. Ну да Анка, хоть и баба, не стала на него в милицию заявлять. Пришла к жене того потроха, рассказала все, как было. Та сама с хмырем справилась. Средь деревни, на глазах всего люда, вломила засранцу. И уехала с детьми к своим старикам. Анка с тех пор никому из мужиков не верила. Люто обожглась. Памятно. Все годы — с дочкой и старухой-матерью. Больше никого знать не хотела. И Крутой как ни крутился, даже надежды не подарила ему. Видят фартовые, кент совсем извелся. На себя не похож. Мурло черным стало. Ни жрать, ни спать не может. Весь покой ему Аннушка отшибла. Вздумали помочь ему, поговорить с бабой всем бараком. Мол, либо сгинь отсюда — сваливай в село, либо признай Крутого — не изводи его! — уставился в окно Лангуст.

— Не понимали кенты, любовь не выпросить, не откупить, даже на время. Анка, видно, однолюбкой была. Кляла, ругала, ненавидела хмыря, но продолжала любить, потому что он был первым. Из-за него она согласилась уехать из деревни — на осень, готовить жратву зэкам, чтобы того паскуду не видеть каждый день. Потому вернуться в деревню отказалась раньше времени. Ну, а Крутой после разговора с нею не стал больше набиваться. Гордость свою — законника — не посеял. Казалось бабе, что он пошутил с нею в ту ночь. Но только зэки видели, правду он вякал, — помолчал Лангуст.