Месть князя

– Если наши предположения верны, то на карте должен быть указан маршрут самолета. Мы сделали только полдела. Главное и самое страшное гнездо расположено в другом месте… Я думаю, где-то южнее. Так-так, – бормотал он, водя пальцами по карте, – нашел. По-моему, это, – он показал карту Лопатину.

Тот отвел взгляд от бессмысленных для него, дрожащих стрелок на приборах панели управления и взглянул на карту, испещренную иероглифами с жирной ломаной линией.

– М-да… – буркнул он.

Евгений, хотя и разбирался немного в топографии, вообще ничего не понимал в системе японской, да и любой другой, письменности, основанной на иероглифах. Впрочем, в арабской вязи он также ничего не понимал, о чем поспешил сообщить Михаилу, при этом добавив, что он также не разбирается в письменности древних ацтеков, майя, в шумерской клинописи, узелковой письменности некоторых африканских племен, вместе с системой, передающей звуковую информацию – тамтамами. Он хотел уже порассуждать было о письменности острова Пасхи и полинезийских островов, но Михаил, зная о его слабости, остановил поток словоизвержения, сообщив, что лету на юго-запад – часов пять, и что на обратную дорогу горючего не хватит.

Лопатин посерьезнел и после небольшой паузы, глядя в вопрошающие глаза Муравьева, спокойно, как само собой разумеющееся, сказал:

– Знаешь, Миша, я думаю, что мы сейчас можем подлететь к границе России, спокойно, без проблем ее перейти, и ни один черт нас не вычислит. Легенды у нас железные, информации у японцев о нас нет – все сгорело… Но сможем ли мы потом без презрения смотреть в глаза друг другу, если узнаем, что неожиданно, немотивированно где-то в Сибири, на Волге или в любом другом месте разразилась эпидемия, унесшая сотни тысяч жизней?! Так что давай, друг, поворачивай на юго-запад.

– Уже…

– Что уже?

– Мы уже летим на юго-запад. Так что иди, пока есть возможность, отдохни. Силы нам в скором будущем еще ох как понадобятся…

– Слышь, Саша, летим на юг! – обратился Лопатин к Блюму, тоже с любопытством сунувшему свою голову в кабину пилота и слышавшему этот разговор.

Его не спросили. Впрочем, он был и не в обиде, целиком поддерживая мнение друзей. Вот только…

– А потом – куда? – осторожно спросил он, тем не менее надрывая голос, стараясь перекричать шум мотора. – Все дороги перекроют, особенно на север. В Россию не пробиться… Сибко розей Лопатин не висел, – передразнил он кого-то из китайцев, – сибко больсой и морда рязанская, – он шутливо ткнул Лопатина в налитое, внушительное плечо.

– А мы на юг полетим, – оторвавшись от приборов, обернул к нему лицо Михаил, лукаво подмигнув. – Суншань! – отрывисто прокричал он сквозь гул. – Горы редкой красоты, место обитания удивительных людей!.. Они, судя по рассказам отца, живут долго и обладают редкой памятью. Может, вспомнят маленького Ми-шу?! Прошло около двадцати лет, как мы уехали оттуда… Там и укроемся на некоторое время, пока все не утихнет.

– Его точно узнают! – заржал Евгений. – За двадцать лет мозги не изменились ни на йоту! Иначе придумал бы что-либо менее несуразное… Не-ет… Точно узнают.

– А вот тебе, Лопатин, с твоей профессией точно не мешало бы там побывать, да и большинству европейских врачей. А то лечите, тьфу… В общем, есть такая обитель – Шаолинь. Переводится как «монастырь молодого леса». Другого выбора у нас нет. Там переждем шумиху. Нас примут, я в этом уверен.

Глава 7

Какая-то зыбкая кромешная тьма в сухом чистом воздухе, мощное ощущение космической, взведенной, как ружейный затвор, тишины, стремящейся в любой момент взорваться, и до странности явственное осознание того, что эта тишина не взорвется, одновременное ощущение радостного покоя, возможно свойственное душе, уже отделившейся от бренного, земного… Все это не удивляло Михаила, наполняя пространство вокруг нежной истомой.

Несмотря на полную темноту, окружающее пространство, предметы, находящиеся вокруг, ощущались, вырисовываясь в этом пространстве, и это тоже не удивляло. Его окружало Знание. Он интуитивно воспринимал истину, свободно и полно входящую в его незамутненный разум. Она передавалась безо всяких «посредников» – слов, письменных знаков и наставлений, подобно светильнику, переходящему от учителя к ученику.

Михаил знал, что находится в пещере, где, по преданиям, Бодхидхарма – двадцать восьмой патриарх буддизма, прибывший в Китай из Индии где-то в начале XI века проповедовать истину дхармы[16] в Поднебесной империи, провел в медитациях почти десять лет. Его имя дословно обозначало «Учение о просветлении».