Месть ведьмы

— Дело у меня и впрямь к тебе осталось, — тихо проговорила она. — И коли хочешь знать, ты людей защищаешь, а я тех, к кому сызмальства меня относили, да проклинали почем зря. Чудины в Сечи всякие водятся, врать не стану — с некоторым токомо мечом и можно поговорить. А что лезут они ровно червь дождевой из земли, не через голод да из злости, а через людское вмешательсто, о том думал ли ты, комес? Сколько твои маги да мракоборцы драконов за эти три года видели? Всего двух! Почему, знаешь ли? Потому как всяк болван, нацепивший шпоры, да привесивши меч на поясок, тотчас норовит подвиг какой учудить, да непременно штоб какой заковыристой головой зал се приукрасить. Через вот таких рыцаренков житья драконам не стало. Те что были прежде, старые — дальше в Сечь подались. Что помоложе, да к месту насженному привязаны — под меч попались, аль иззверились. А ить прежде оно не так все было. Мир был меж чудами да людским племенем. Ты, Казимир, мантикора видал-то, нет? Почитай и не знаешь, кто такая. Ронял ли слезу, пение сирен слушаючи? А знают ли твои кметы да ты сам, как горит жарко саламандер, да какие узоры могёт ребятишкам показывать на шкуре? Нет? Ну, так и я не знаю, повывелись все саламандеры.

Сколопендра вздохнула, и с горечью в голосе продолжила.

— При дворе короля Златоуста дамы одна другой рядиться богаче да причудливее. Тухфельки из драконьей кожи с яхонтовыми пряжками уж как любят. За меха стрикотеры готовы волосья на голове друг дружке драть. Ить невдомек йм, што последняя стрикотера детенышей не принесла. Драконам житья не сталося; охотнички все сокровища норовят отыскать, али яйца стащить. А, — махнула рукой разбойница, — не понять тебе, любезный мой комес. Будешь на своем стоять, а я на своем. Потому как человеков я хоч и понимаю малость, все одно место мое серед подобных мне. Стал быть, — шагнула к двери Сколопендра, — есть у нас с тобой время до утра, подумать, смогем ли мы конхфликт наш уладить. Потому как помню я, каким ты был, да видала, какой порядок навел в землях отцовских. Боле всего, — понизив голов, проговорила Каля, — за тебя испугалась. Обидел ты меня шляхтич в наше последнее свидание, крепко обидел. До сих пор, — Сколопендра подняла руку, касаясь груди, — вот здесь ноет, точно игла засела. Ить мне от тебя ничо не надобно было, ни тогда, ни теперь, окромя посольства от выженцев. И сорвалась я из Вольницы только ради тебя, потому как помощь тебе требуется. Уж не обессудь, дурная я девка, да горячая, а все одно. Коли смогу быть тебе полезной, чтоб совладать с твоей бедой — все сделаю, что в силах моих будет.

Взявшись за дверное кольцо, Сколопендра обернулась, беспечной улыбкой прогоняя с лица печаль.

— Доброй ночи тебе, комес, — весело пожелал она, отвешивая шутливый поклон. — Уж не серчай, но я кметам велела спрятать ключ от винного погребка понадежнее, чтоб спалось тебе крепче. С утра свидимся.

Глава 5

— Старый, не слышишь, штоль?

Пожилая кметка сердито смахнула со стола крошки от нарезанного каравая, и запустила тряпицу в древнего, сгорбленного старичка, примостившегося у горячей печи. С утра вернувшись к делам, слуги все шепотом передавали вести, усмехаясь и подмигивая друг дружке.

— Зловредная ты баба, Маришка, — огрызнулся кмет, старательно раскуривая длинную пеньковую трубку. — И чавой-та тебе не сидиццо на одном месте? Ерзаешь, будта под подол устюков колючих набрала.

— Поговори мне, — рассмеялась Маришка, обтирая руки о передник. — Комес встал ли? Можа пора поскребстись к ему в дверку осторожненько? Чай не пил и не ел вчера, болезный. Надоть ему отвару укрепляющего отнесть, слышь ли, бирюк старый?

Прищурив глаза, кмет ухмыльнулся, старательно сжимая оставшимися зубами мундштук трубки. С прошлого вечера в замке почти до вторых петухов никто спать не ложился. Все ждали, уж не разойдется ли комес, не начнет ли бить посуду да изрыгать ругательства, от которых волосы дыбом вставали да в горле ком перекатывался.

— Собери поднос, язва, — буркнул кмет, приваливаясь к нагретому каменному боку печи. В очаге, в огромном котле тушилась зайчатина с овощами, собранными поутру расторопной кухаркой. — Отнесу вскоре.

Суетясь вокруг стола, Маришка мельком глянула в распахнутое оконце, поднесла ладонь к глазам, закрываясь от солнца.

— Ужоль мазель Каля то в саду гулять изволят? Рано-то как встала…

Кмет хмыкнул, выпуская изо рта дым колечками.

— Почитай, ишшо и не ложилась со вчерашнего, — сказал старик. — Ввечеру все по замку бродила, ровно тень. Потом в библиотеке старого комеса сидела до третьих петухов.

— Откель знаешь? — Обернулась Маришка.

— Не спалося, — растянул губы в улыбке старик, — видел, как оне со свечой читали до раннего рассвета. Дважды приходил проверить, уж не страслось ли чего с девицей? Ан нет, токмо хмурая больно была, да печальная. Потом, видать чегось надумала, свечу задула, да вон из замка подалась. Под деревком прикорнула, в травке лёжучи. Ну а после я не видал, — пыхнул трубкой кмет, — сон и меня сморил.