Месть венецианки

— Хорошенькая же у вас компания — одни мерзавцы! — Она подошла к двери и, уже стоя на пороге, с горечью добавила: — Будьте вы прокляты. Оба!

18

Венеция, 25 июня 1507 года,

Ка д'Оро.

Синьоре N., замок Аскольци

ди Кастелло

«Итак, дорогая синьора, я продолжаю описание своих злоключений на земле османцев. В тот день во внутреннем дворе Топканы все было готово к поединкам. Янычарам — этим лучшим воинам султана — предстояло потешить тщеславие властителя своими воинскими достоинствами.

Баязид восседал на троне. Рядом с ним расположились великий визирь, Шейх-уль-Ислам — духовный глава правоверных, а также казначей Великой империи. Присутствовал и янычарский ага — старший над другими военачальниками. Вместе с остальными дворцовыми вельможами и несколькими десятками янычар они стояли молча, не смея отвлечь повелителя от зрелища жарких схваток. Одни за другими сменялись перед ним сильнейшие из его верных стражей, но он ждал последнюю пару. При моем появлении он оживился и даже немного привстал, чего не могли не заметить окружавшие его сановники. Вслед за ним они тоже забеспокоились.

Я стоял посреди двора, ожидая соперника и чувствуя на себе напряженные взгляды этих богопротивных иноверцев. Они не могли открыто показать свое отношение ко мне, пока этого не сделал султан. Он же молчал и, как мне показалось, колебался. Наконец, прищурившись, он посмотрел в мою сторону и усмехнулся. Это стало сигналом для остальных. Со всех сторон посыпались презрительные выкрики в мой адрес, проклятья и усмешки. Я понимал, что Баязид смирился с мыслью о моей гибели. Он не мог поступить иначе, ведь срок его милости ко мне давно уже истек, и проявление симпатии к неверному могло вызвать подозрение у приближенных.

Моим соперником был воистину гигантский воин, крепко сложенный, с азиатскими дикими и немилосердными глазами, в которых я прочитал безудержное желание немедленно уничтожить меня.

Янычарский ага ударил саблей о щит, оглашая начало боя, и мой противник без промедления набросился на меня. Он был похож на разъяренного зверя. Его удары были такими сильными, что моя сабля искрилась. Я тратил слишком много сил, чтобы отражать удары, но в какой-то момент обнаружил, что удары эти не слишком точные из-за неповоротливости этого великана. Большинство из атак мне удавалось избежать, выскальзывая из-под его руки или делая обманные движения и направляя его удары в ложную сторону. Он сам почувствовал мое преимущество и теперь метался по двору, пытаясь загнать меня в какой-нибудь угол, из которого я не смог бы увернуться. Но его силы тоже были на пределе, и я решил подождать, пока он выдохнется.

Бой продолжался уже около часа, и все вокруг требовали от Селима — так звали этого янычара — решающего удара. Тот был весьма раздражен, более того, буквально взбешен моей изворотливостью и наотмашь бил саблей, рассчитывая если не перерубить меня пополам, то хоть как-то задеть и поранить. Я же, напротив, теперь тщательно выбирал моменты. Постепенно он становился все более неповоротливым и походил на разъяренного, но уставшего испанского быка, который мечется за красной тряпкой из стороны в сторону. Мне удалось ударить его в бок, а затем ранить ногу. Еще одна атака — и его левая рука бессильно повисла вдоль тела. Со всех сторон до меня доносились проклятия…

Еще через полчаса схватки Селим был весь в ранах и кровоподтеках, но все еще находил силы замахиваться на меня саблей и в очередной раз прорезать ею воздух. Удивительно, но на мне не было ни одной царапины. Селим же был весь залит кровью и чувствовал, что силы оставляют его. Наконец, когда отчаяние переполнило его, Селим заорал во всю силу своей огромной глотки: «Убей меня!» Он кинулся в последнюю атаку, размахивая саблей.

Я вонзил клинок ему прямо в живот. Острие пронзило его насквозь, и фонтан крови брызнул из спины, заливая песок. Я ужасно устал, но все же взвалил на себя обмякшее тело. Сделав несколько шагов к трону Баязида, я бросил поверженную жертву к его ногам.

Воцарилась гробовая тишина. Баязид долго смотрел на истерзанное тело Селима. Потом встал и быстро вышел со двора в боковую галерею. Великий визирь хотел было последовать за ним, но не решился и остался у трона. Я стоял среди османских вельмож и, верите ли, синьора, чувствовал, что вся Великая империя лежит поверженная у моих ног. Я бросил саблю и молча покинул поле боя.

Что ж, синьора, вот Вам еще один эпизод моей жизни в далеких и чуждых моему сердцу землях. Простите меня, но я прерву свое повествование, ибо давно уже не был так взволнован, как сейчас. С Вашего позволения, поспешу скорее заняться чем-нибудь, что отвлечет меня от тягостных воспоминаний.

Да хранит Вас Господь».