Метаморфозы

Я презираю Эфир и Юпитера с молнией грозной, —

Но лишь тебя, Нереида, боюсь. Свирепее гнев твой

Молний. Отвергнутый, я терпеливее был бы, пожалуй,

860 Если б бежала ты всех. Но зачем, оттолкнувши Циклопа,

Акида любишь, зачем моих ласк милей тебе Акид?

Пусть он пленится собой и пленяет тебя, Галатея, —

Хоть не хочу я того! Но случаю дай подвернуться, —

Сразу почувствует он, сколь мощно подобное тело!

865 Проволоку за кишки, все члены его раскидаю

В поле и в море твоем, — там пусть он с тобою сойдется!

Я пламенею, во мне нестерпимый огонь взбушевался, —

Словно в груди я ношу всю Этну со всей ее мощью,

Перенесенной в меня! Но тебя, Галатея, не тронешь!»

870 Попусту так попеняв (мне, все было издали видно),

Встал он и, бешен, как бык, с телицей своей разлученный,

Не в состоянье стоять, по лесам и оврагам блуждает.

Нас, не видавших его, не боявшихся дела такого,

Лютый заметил Циклоп и вскричал: «Все вижу, и этот

875 Миг да будет для вас последним мигом любовным!»

Голос его был таков, какой подобает Циклопу

В бешенстве; криком своим устрашил он высокую Этну.

Я, испугавшись, спешу погрузиться в соседнее море.

А Симетидин герой убегал, обращаяся тылом,

880 И говорил: «Помоги, Галатея! Молю! Помогите,

Мать и отец! Во владеньях своих от погибели скройте!»

Но настигает Циклоп. Кусок отломал он утеса

И запустил. И хотя лишь одной оконечностью камня

В Акида он угодил, целиком завалил его тело.

885 Я совершила тут все, что су́дьбы свершить дозволяли,

Чтобы прадедову мощь получил погибающий Акид.

Алая кровь из-под глыбы текла; чрез короткое время

Слабый пурпуровый цвет исчезать начинает помалу.

Вот он такой, как у рек от весеннего первого ливня;

890 Вскоре очистился; вот зияет, расколота, глыба,

И из расщелин живой вырастает тростник торопливо,

Рот же отверстый скалы зазвучал извергаемой влагой.

Дело чудесное! Вдруг выступает, до пояса виден,

Юноша, гибкими он по рогам оплетен камышами.

895 Он, — когда бы не рост и не лик совершенно лазурный, —

Акидом был. В самом деле уже превратился мой Акид

В реку: доныне поток сохранил свое древнее имя».

Кончила свой Галатея рассказ, и сонмом обычным

Врозь разбрелись и плывут по спокойным волнам Нереиды.

900 Скилла вернулась; она не решилась в открытое море

Плыть. По влажным пескам сначала нагая блуждает,

Но, притомясь и найдя на заливе приют потаенный,

В заводи тихой свое освежает усталое тело.

Вдруг, разрезая волну, гость новый глубокого моря,

905 Переменивший черты в Антедоне Эвбейской недавно,

Главк предстает, — застыл в вожделенье к увиденной деве!

И, уповая, что он побежавшую сдержит словами,

Вслед ей кричит; она же быстрей от испуга несется

И достигает уже вершины горы надбережной.

910 Прямо из моря встает, одним острием поднимаясь,

Голый огромный утес, над морем широким нависший.

Остановилася там и в месте спокойном, не зная,

Чудище это иль бог, в изумленье дивуется цвету

И волосам пришлеца, покрывавшим и спину и плечи,

915 И что внизу у него оконечность извилистой рыбы.

Главк приметил ее и, на ближнюю глыбу опершись,

Молвил: «Не чудище я, не зверь я дикий, о дева!

Нет, я бог водяной. Прав больше Протей не имеет

В глуби морской, ни Тритон, ни сын Атаманта Палемон.

920 Раньше, однако, я был человек. Но поистине предан

Морю глубокому был, тогда уже в море трудился.

Либо влачил стороной я с пойманной рыбою сети,

Либо сидел на скале, с камышовой удой управляясь.

Некие есть берега с зеленеющим смежные лугом;

925 Волнами край их один окаймлен, а другой — муравою,

И круторогие их не щипали ни разу коровы;

Смирные овцы там не паслись, ни косматые козы,

И трудовая пчела никогда не сбирала там меду.

Там не плелись и венки торжества; травы не срезали

930 Руки, держащие серп. Я первый на этом прибрежье

Сел на траву; сижу и сушу свои мокрые сети.

Чтобы попавшихся рыб сосчитать по порядку, которых

Случай мне в сеть позагнал иль своя же на крюк насадила

Зверская алчность, я их разложил по зеленому дерну.

935 Невероятная вещь. Но обманывать что мне за польза? —

Только, коснувшись травы, начала шевелиться добыча,

Переворачиваться, на земле упражняясь, как в море.

Я же стою и дивлюсь, — меж тем ускользает вся стая

В воду, покинув зараз своего господина и берег.

940 Остолбенел я, себя вопрошаю, с чего бы то было.

Бог ли то некий свершил, травы ли какой-нибудь соки?

Что же за силы в траве? — говорю и срываю рукою

Возле себя мураву и, сорвав, беру ее на зуб.

Только лишь глотка моя испила незнакомого сока,

945 Чувствую вдруг у себя в глубине неожиданный трепет,

Чувствую в сердце своем к инородной стихии влеченье.

И уж не мог я на месте стоять. Прощаясь навеки,

Молвил земле я «прости» и нырнул в голубую пучину.

Боги морей пришлеца отличают им общею честью;

950 Призваны были меня отрешить от свойств человечьих

И Океан и Тетида. И вот через них очищаюсь.

Девять я раз очистительный стих повторяю; велят мне,

Чтобы подставил я грудь под сто потоков различных.

Сказано — сделано. Вот отовсюду ниспавшие реки

955 Над головою моей всех вод своих токи проносят.

Только всего рассказать я могу, что стоило б вспомнить;

Только и помню всего; остального не чуяли чувства.