Сына и беды свои. А с Иолой, веленьем Геракла,
Юноша Гилл397
разделял и любовное ложе и душу;Так обратилася к ней: «Да хранят тебя боги всечасно!
Пусть они срок сократят неизбежный, когда ты, созревши,
Будешь Илифию398
звать, — попечение робких родильниц, —Что не хотела помочь мне по милости гневной Юноны.
Подвигов, солнце меж тем до десятого знака достигло.
Тяжесть чрево мое напрягла, и плод мой созревший
Столь оказался велик, что в виновнике скрытого груза
Всякий Юпитера мог угадать. Выносить свои муки
Все холодеет, когда говорю; лишь вспомню, — страдаю.
Семь я терзалась ночей, дней столько же, и утомилась
От нескончаемых мук, и к небу простерла я руки,
С громким криком звала я Луцину и Никсов двойничных.399
Злобной, готовая ей принести мою голову в жертву.
Только лишь стоны мои услыхала, на жертвенник села
Возле дверей и, колено одно положив на другое,
Между собою персты сплетя наподобие гребня,
Ими мешала она завершиться начавшимся родам.
Силюсь, в безумье хулой Олимпийца напрасно порочу
Неблагодарного. Смерть призываю. Могла бы и камни
Жалобой сдвинуть! Со мной пребывают кадмейские жены,
Тут Галантида была, из простого народа, служанка,
Златоволосая, все исполнять приказанья проворна,
Первая в службе своей. Почудилось ей, что Юнона
Гневная что-то творит. Выходя и входя постоянно
Как на коленях персты меж собою сплетенные держит.
«Кто б ни была ты, поздравь госпожу! — говорит, — разрешилась
И родила наконец, — совершилось желанье Алкмены».
Та привскочила, и вдруг развела в изумленье руками
Тут, обманув божество, хохотать начала Галантида.
Но хохотавшую вмиг схватила в гневе богиня
За волоса, не дала ей с земли приподняться и руки
В первую очередь ей превратила в звериные лапы.
Цвета спина. В остальном же от прежнего облик отличен.
Так как, устами солгав, помогла роженице, — устами
Ныне родит; и у нас, как прежде, в домах обитает».400
Молвила так и, былую слугу вспомянув, застонала,
«Тем ли растрогана ты, что утратила облик служанка,
Чуждая крови твоей. Что, если тебе расскажу я
Дивную участь сестры? — хоть и слезы и горе мешают
И не дают говорить. Единой у матери дочкой —
Наша Дриопа была. Она ранее девства лишилась,
Бога насилье познав, в чьей власти и Дельфы и Делос.401
Взял же ее Андремон — и счастливым считался супругом.
Озеро есть. Берега у него опускаются словно
Как-то к нему подошла, его судеб не зная, Дриопа.
И возмутительней то, что венки принесла она нимфам!
Мальчика, — сладостный груз! — еще не достигшего года,
Нежно несла на руках, молоком его теплым питая.
Лотос там рос водяной, в уповании ягод расцветший.
Стала Дриопа цветы обрывать и совать их младенцу,
Чтоб позабавить его; собиралась сделать я то же, —
Ибо с сестрою была, — но увидела вдруг: упадают
Тут, наконец, — опоздав, — нам сказали селяне, что нимфа
Именем Лотос, стыда избегая с Приапом402
, когда-тоС деревом лик измененный слила, — сохранилось лишь имя,
Было неведомо то для сестры. Устрашенная, хочет
Ноги корнями вросли; их силой пытается вырвать,
Может лишь верхнюю часть шевельнуть; растущая снизу,
Мягкие члены ее постепенно кора облекает.
Это увидев, она попыталась волосы дернуть, —
А малолетний Амфис — ибо имя от Эврита деда
Он унаследовал — вдруг ощущает, что грудь затвердела
Матери, что молоко не струится в сосущие губы.
Я же, как зритель, была при жестоком событье, не в силах
Тщилась я задержать, и ствол обнимая и ветви.
Я бы желала, клянусь, под тою же скрыться корою!
Вот подошли и супруг Андремон, и родитель несчастный, —
Оба Дриопу зовут. Зовущим Дриопу на Лотос
Оба, к родным приникая корням, оторваться не могут.
Стало уж деревом все, ты одно лишь лицо сохранила,
О дорогая сестра! И на свежие листья, на место
Бедного тела ее, — льет слезы; пока еще можно
«Ежели верите вы несчастливцам, клянуся богами,
Не заслужила я мук. Терплю, неповинная, кару.
Чистой я жизнью жила. Пусть, если лгу, я засохну,
Всю потеряю листву и, срублена, пусть запылаю.
Дайте кормилице. Пусть — вы о том позаботьтесь! — почаще