То кобылицей была, то оленем, коровой и птицей
И доставляла отцу беззаконное тем пропитанье.
Снова и снова еду доставляя лихому недугу,
Члены свои раздирать, зубами грызть Эрисихтон
Начал: тело питал, убавляяся телом, — несчастный!
Что о других говорю? У меня самого же способность,
То я таков, как сейчас, иногда же в змею обращаюсь,
То вожаком перед стадом иду, и в рогах — моя сила.
Были когда-то рога… А теперь одного из оружий
Лоб мой, как видишь, лишен…» — и за речью послышались вздохи.
КНИГА ДЕВЯТАЯ
Что за причина вздыхать и как рог обломился у бога,
Просит Нептунов герой рассказать; и Поток Калидонский,385
Под тростниковый венок подобрав свои волосы, начал:
«Просьба твоя тяжела, ибо кто, побежденный, захочет
Меньше в моем пораженье стыда, чем в боренье — почета,
И победителем я столь великим утешен немало.
Может быть, издалека до тебя и дошло Деяниры386
Имя; когда-то была она дивнопрекрасною девой,
С ними, ее испросить, в дом тестя явился я тоже.
«Зятем меня назови, — я сказал ему, — сын Парфаона!»
Так же сказал и Алкид387
. Остальные нам двум уступили.Тот похвалялся, что даст им Юпитера в свекры, и славу
Я возражал, что позор, если бог человеку уступит, —
Богом он не был тогда: «Пред собою ты видишь владыку
Вод, что, наклонно катясь, по владеньям твоим протекают.
Нет, не из чуждых краев постояльцем зять тебе прислан, —
Не повредило бы мне лишь одно, что царицей Юноной
Я не гоним, не несу никакой подневольной работы!388
Ежели хвалишься ты, что Алкменой рожден, то Юпитер
Ложный родитель тебе, а коль подлинный, — значит, преступный.
Иль не Юпитер родитель тебе, иль рожден ты постыдно?»
На говорящего так он давно уже скошенным глазом
Смотрит, не в силах уже управлять распалившимся гневом,
И возражает в ответ: «Не язык, а рука — моя сила.
Грозный ко мне подступил. После речи такой уж не мог я
Пятиться: тотчас с себя я зеленую сбросил одежду,
Выставил руки вперед и держал кулаки перед грудью,
Став в положенье бойца, все члены к борьбе приготовил.
Тотчас и сам пожелтел, песком занесенный сыпучим.
То за зашеек меня, то за ноги проворные схватит, —
Правда, иль чудится так, — но со всех он сторон нападает.
Тяжесть моя защищала меня, он наскакивал тщетно.
Приступом волны идут: стоит, обеспечена грузом.
Вот мы чуть-чуть отошли и уж снова сходимся биться.
Крепко стоим на земле, порешив не сдаваться. Прижались
Крепко ногою к ноге. Всей грудью вперед наклонившись,
Видел я, сходятся так два могучих быка, состязаясь,
Если награда борьбы, красавица первая паствы,
Самка кидает их в бой, а скотина глядит и страшится,
В недоумении, кто завоюет такую державу.
Грудь мою в этой борьбе. По четвертому разу объятий
Все ж он избег и сумел свои вызволить руки, отвел их;
Тут же он руку напряг, — это чистая правда! — и сразу
Перевернул меня вдруг и налег всей тяжестью сзади.
Славу снискать! — почудилось мне, что горой я придавлен.
Еле я вытащить мог увлажненные потом обильным
Руки, едва разорвав вкруг груди тугое объятье.
Я задыхался, но он не позволил мне с силой собраться.
Землю коленом своим и песок закусил, побежденный.
Силой слабее его, прибегаю к своим ухищреньям
И ускользаю из рук, превратившись в длинного змея.
Но между тем как я полз, образуя извивы и кольца,
Захохотал лишь тиринфский герой на мои ухищренья, —
Молвив: «Змей укрощать, — то подвиг моей колыбели!
Если драконов других победить, Ахелой, ты и можешь,
Все ж не ничтожная ль часть ты, змей, Лернейской Ехидны?
Было нельзя у нее безнаказанно срезать, чтоб тотчас,
Две обретя головы, ее выя не стала сильнее;
Отпрыски новых гадюк появлялись в погибели, убыль
Впрок ей была, я ее одолел и пленил, одолевши.
Воин с оружьем чужим, обличьем прикрытый заёмным?»
Так он сказал; и схватил, как узлом, меня сверху за горло
Пальцами. Дух занялся, был я сдавлен словно клещами:
Освободить лишь гортань я большими перстами пытался.
Образ — быка; и, в быка обратясь, вновь в битву ступаю.
С левой тогда стороны он на шею закинул мне руки,
Тащит меня за собой, — побежавшего было, — крутые
В землю вставляет рога и меня на песок простирает.