Метаморфозы (СИ)

- Хочешь правду знать, хозяйка? Бочка у тебя чересчур стара и много трещин дала, - затем, обратясь к мужу и, будто не узнавая его, добавил: - Дай-ка мне сюда, любезный, лампу, чтобы я, соскоблив грязь внутри, мог увидеть, годится ли она на что-нибудь

- ведь деньги-то у меня не краденые.

Супруг зажёг лампу и сказал:

- Вылезай-ка, брат, и постой, пока я тебе её вычищу. -

Скинув платье и забрав с собой светильник, принимается он отскребать корку грязи с гнилой посудины. А любовник нагнул его жену к бочке и, пристроившись сверху, обрабатывает. Да к тому же эта пройдоха просунула голову в бочку и, издеваясь над мужем, пальцем ему указывает, где скрести, пока не пришли оба дела к концу, и, получив семь денариев, ремесленник был принуждён на своей спине тащить бочку на дом к любовнику своей жены.

Священнослужители, пробыв там несколько дней, откормившись за счёт общественной щедрости и набив кошельки данью за свои предсказания, придумали новый способ добывать деньги. Установив одно общее прорицание на различные случаи жизни, таким манером они дурачили многих людей, спрашивавших у них совета по разным поводам. Прорицание гласило следующее:

Быки в запряжке пашут землю,

Чтобы посевам впредь привольно зеленеть.

Случалось ли, что желающие вступить в брак спрашивали совета, они уверяли, что ответ попадёт как раз в цель: сопряжённые супружеством произведут многочисленное потомство. Если запрашивал их человек, собирающийся приобрести имение, то оракул правильно говорил о быках, запряжке и полях с цветущими посевами. Хотел ли кто-то получить указание, беспокоясь насчёт предстоящего путешествия, - вот уже готова ему упряжка самых смирных четвероногих, а посев сулит барыш. Добивался ли кто

-то ответа, удачно ли окончится предстоящее сражение или преследование шайки разбойников, они утверждали, что прорицание благоприятно и знаменует победу, так как головы врагов склонятся под ярмо и будет захвачена добыча.

Этим прорицанием они вытянули немало денег.

Но так как от слишком частых обращений за советами толкования их истощались, они пустились в дорогу, хуже той, которой шли мы как-то ночью. Она была вся перерыта канавами, частью залита водой, в других местах - скользкая от грязи. То и дело, ушибаясь и падая, я искалечил себе все ноги и выбрался, наконец, на ровную дорогу, как сзади нас нагнал отряд всадников, вооружённых дротиками. Сдержав разгорячённых скакунов, они набросились на Филеба и прочих спутников и, схватив их за горло, принялись избивать, называя святотатцами. Всем надели ручные кандалы, и насели на них, осыпая угрозами:

- Подавайте-

ка лучше сюда золотую чашу, которая соблазнила вас и толкнула на преступление! Под предлогом богослужения вы стянули её со священных подушек Матери Богов и сразу же, будто можно избежать кары за такое злодеяние, едва забрезжил рассвет, покинули стены города.

Человек стал шарить у меня на спине и, запустив руку под одежды богини, которую я нёс, нашёл и вынул золотую чашу. Но даже столь гнусное преступление не смогло смутить или испугать эту шайку. Со смехом они стали придумывать отговорки:

- Что за странное и недостойное дело! Как часто подвергаются опасностям невинные люди! Из-за какой-то чашечки, которую Мать Богов преподнесла в подарок своей сестре, Сирийской богине, возводить уголовное обвинение на служителей божества!

Но они напрасно несли этот вздор: крестьяне повернули их обратно и, связав, бросили в Туллианум, чашу же и изображение богини, которое я возил, поместили в храмовую сокровищницу как пожертвование. А меня на следующий день вывели на базар и, воспользовавшись услугами глашатая, продали на семь нуммов дороже той цены, за которую прежде меня купил Филеб, мельнику из ближайшего местечка. Он нагрузил меня тут же купленным зерном и по тяжёлой дороге, заваленной камнями и заросшей корнями, погнал к мельнице, где он работал.

Там непрерывно ходило по нескольким кругам множество вьючного скота, приводя вращением в движение жернова. Машины вертелись безостановочно, не зная отдыха, и размалывали зерно на муку не только день, но и ночь. Но меня новый хозяин поместил, как знатного иностранца.