Метаморфозы: танцор

Еще не успело солнце полностью подняться над горизонтом, как разведчики шаргов разъехались в разные стороны, огибая осажденный Валенхарр, оценивая крепость городских стен, качество укреплений и особенности ландшафта. Рорка объезжали город, словно господин свои владения, — деловито и споро, отмечая недоделки и недоработки. Там стена покосилась, тут ров мелковат, да и там тоже, в этом месте частокол просел и накренился, там ворот нет. Нет ворот?

Десяток разведчиков собрался напротив зияющего провала городских ворот, через который можно было видеть пустую улицу и валяющиеся вокруг горы камней. Постояли, обсудили, посмеялись и также деловито продолжили исследовать будущую добычу.

Город испуганно молчал. Ни затаившиеся за частоколом редкие лучники Меченого, ни присоединившиеся к ним охотники Валенхарра не спешили показываться на всеобщее обозрение. Пытливый взгляд Рорка цеплялся только за невысокие городские стены. Это должна была быть легкая добыча.

…

Старый Шен Ро Барчи сидел на серой лошади, слушал приказы, но мысленно был не здесь, не в лагере, а там, на будущем поле боя. У него могло не быть глаза, ушей, носа или даже свободы, но голова на плечах у него все еще оставалась. Старая голова — чтобы думать. И единственный глаз — чтобы замечать. А еще опыт, добытый дорогой ценой. Рорка готовились к легкой победе, как когда-то готовился Шин То Карраш-да. Где он сейчас, младший наследник, так и не увидевший славы? Сгинул сам и обрек на позор всех, кто пошел с ним. И Шен Ро в который раз провел пальцами по обезображенному лицу.

Город стоял перед ними, где-то потеряв створки ворот, одинокий и потерянный, жалкий и обреченный, приготовившийся к скорой смерти. Смерть — единственный дар, которого никогда не жалко, и шарги, посмеиваясь, готовились дарить ее щедрой рукой. Всадники ждали боя, собираясь в сотни и тысячи, шутя и подначивая друг друга. И уже звучали обещания, заклады и споры, кто первым взойдет на городскую стену, кто первым ворвется в город, кто больше нарежет ушей ничтожных в этом славном бою.

Зачем ему, безухому, чужие уши? И старый Барчи кривил потрескавшиеся губы в злой усмешке, глядя на бестолковых юнцов. Он не будет останавливать этих воинов, молодых, быстрых и глупых. И жалеть об их бестолковой смерти он тоже не будет. Нет, он не предложит им посмотреть на длинные рвы, кривыми полосами убегающие от городских стен. Длинные рвы, режущие пространство перед городскими стенами на куски огромной лепешки. Они не были глубокими, эти самодельные лучи смерти, забитые под завязку деревьями, кустами, обломками, щепками, всем тем, что способно гореть. И пусть дождливая погода сделала свое благодарное дело, и поджечь эту мешанину сырых сучьев и листьев стало непросто, умный и привыкший действовать надежно Тун Хар проверил это в первую очередь, — есть и другие способы поджигать пламя.

Нет, он не предложит им посмотреть — ему нечем больше предлагать. И говорить о том, насколько опасно входить в преднамеренно открытые двери, старый Барчи тоже не будет. Потому что нечем ему говорить. Да и незачем, его все равно никто не стал бы слушать. Слишком сильно воины Клана Заката презирают ничтожных, чтобы бояться пустого проема ворот.

Когда Тун Хар выбрал два десятка смельчаков, получивших право первыми въехать в открытые ворота и убедиться, что угрозы нет, Шен Ро лишь хмыкнул — это был один из немногих звуков, оставшихся ему. Два десятка бравых воинов, отличных седоков, храбрецов, не познавших страха? Или два десятка кожаных мешков с костями, разбросанных по равнине?

Двадцать шаргов с гиканьем и улюлюканьем помчались к городу под подбадривающие крики соплеменников и веселый перестук походных барабанов. Вдоль рвов к крепостной стене, а потом вдоль нее — навстречу друг другу, Говорят, стрела боится смельчака, но ни одной стрелы вообще не вырвалось из-за покинутых стен. Два круга по равнине, окутанной высокой, в половину роста человека, желтой травой. Два круга вдоль неширокой дороги, нерешительно вползающей в пустой проем осиротевших ворот. И лишь два трупа ничтожных, висевших на веревках вместо створок, провожали широкими улыбками ловивших кураж воинов.

На третьем кругу половина храбрецов ворвалась внутрь и исчезла в сером провале улиц. А еще через несколько ударов сердца вслед умчался и оставшийся десяток, боясь не успеть к славе, опоздать на встречу с врагами. Ветер не донес ни звука, ни крика, но Шен Ро не нужно было слушать, чтобы представить лучников, посылающих стрелы в лошадей, во всадников, в распахнутые в веселом крике рты и в светящиеся радостью глаза. Никто не выехал обратно. Серый пищевод города проглотил отчаянных храбрецов, не выплюнув даже костей.