Метью Шардлейк. Книги 1-6

— Были жалобы на брата Эдвига и приора Мортимуса. Они делали девушке непристойные предложения. В особенности брат Эдвиг, который наиболее усердствовал в этом деле. И я снова, как и в первом случае, был вынужден сделать им строгое предупреждение.

— Вы говорите, брат Эдвиг?

— Да.

— И ваше предупреждение возымело действие?

Как-никак я аббат, сэр, — с налетом былого высокомерия произнес он и, слегка поколебавшись, добавил' — А не могло ли случиться так, что она сама утопилась от отчаяния?

— В народе ходили толки, будто она украла золотые чаши и сбежала.

— А что еще мы могли подумать, когда после ее исчезновения не досчитались в церкви этих чаш? Послушайте, а не могла ли она раскаяться в содеянном и выбросить их в пруд, а вслед затем утопиться сама?

— Придется осушить пруд. Но даже если на дне его будут найдены чаши, из этого еще ничего не следует. Убийца мог бросить их в пруд вслед за телом. Например, чтобы повести нас по ложному следу. Нужно все тщательно расследовать, господин аббат. Возможно, придется привлечь к этому делу местную власть. Судью Копингера.

Он кивнул и на некоторое время погрузился в молчание.

— Все кончено, не так ли? — тихо спросил он.

— Что вы имеете в виду?

— Нашу здешнюю жизнь. Монастырскую жизнь в Англии. Я напрасно тешил себя надеждами. Не так ли? Законная власть нас не спасет, даже если убийцей Синглтона окажется кто-нибудь из мирян.

Я ничего ему не ответил.

Когда он брал со стола бумагу, я заметил, что его руки слегка дрожат.

— Недавно я в очередной раз просматривал предлагаемый вариант Акта отречения. Тот, что предоставил мне господин Синглтон. — Аббат начал читать: — «Мы со всей ответственностью заявляем, что образ жизни и деятельности, который мы наряду с прочими членами нашей религиозной организации исповедовали и применяли на протяжении многих лет, по сути своей являет собой бессмысленные церемонии и церковные уложения римских и прочих иностранных властителей». Поначалу я думал, что лорд Кромвель просто хочет прибрать к своим рукам наши земли вместе с имуществом, а этот пункт введен только для того, чтобы реформаторы могли получить дополнительное вознаграждение. — Он поднял на меня глаза. — Но, узнав о том, что произошло в Льюисе, я понял, что это стандартная форма. Не так ли? Значит, они собираются закрыть все монастыри. И рано или поздно подобная участь постигнет и Скарнси.

— Помилуйте, господин аббат. О чем вы говорите? Здесь погибли ужасной смертью три человека, — напомнил ему я. — А вас как будто ничего не заботит, кроме собственного выживания.

У него на лице отразилось недоумение.

— Почему трое? Нет, сэр, только двое. Если вообще не один. Еще вполне может оказаться, что девушка покончила с собой…

— Брат Гай уверен, что Саймона Уэлплея отравили.

Аббат нахмурился.

— А почему он не сказал об этом мне? Ведь я пока еще аббат.

— Я попросил его на некоторое время сохранить заключение в тайне. На всякий случай.

Фабиан посмотрел на меня странным взглядом, а когда вновь заговорил, голос его почти перешел на шепот.

— Если бы вы видели наш монастырь хотя бы пять лет назад, до развода короля! Он являл собой воплощение истинного порядка. Здесь все было чинно и пристойно. Молитвы и обряды сменяли друг друга, как заведено. Бенедиктинцы подарили мне такую жизнь, какой я никогда не имел бы в миру. Представьте, сын мелкого корабельного поставщика дорос до аббата. — губы его чуть тронула горькая улыбка. — Но я оплакиваю не себя, сэр, а утрату традиций, самого уклада монастырской жизни. Последние два года установленный веками порядок начал разрушаться. Мы имели общие убеждения, мыслили одинаковым образом. Но реформы принесли в наши ряды раздоры, посеяли разногласия. А теперь еще это убийство. Конец, — прошептал он. — Конец всему.

Я заметил слезы в уголках его глаз.

— Я подпишу Акт отречения, — тихо добавил он. — У меня нет другого выбора. Не так ли?

Я медленно кивнул.

— Могу я рассчитывать на ежегодное пособие, как обещал мне господин Синглтон?

— Да, разумеется. Я все думал, когда же мы к этому придем.

— Правда, прежде всего я обязан заручиться согласием братства. Ведь я управляю монастырем на правах оказанного мне ими доверия.

— Только прошу вас с этим немного подождать. До тех пор, пока я вам не скажу.

Он снова молча кивнул и, чтобы скрыть слезы, закрыл лицо руками. Я внимательно посмотрел на него. То, о чем с таким вожделением мечтал Синглтон, само шло мне в руки. Случившиеся в монастыре убийства окончательно сломили аббата. И теперь мне казалось, что я точно знаю, кто был преступником. Кто совершил все эти убийства.

Я нашел брата Гая в комнате для приготовления снадобий. Рядом с ним на маленькой табуретке сидел Марк, все еще облаченный в одеяние служки. Лекарь чистил ножи в бадье с водой, которая приобрела коричнево-зеленый цвет. На столе лежал труп. Он по-прежнему был покрыт одеялом, чему я втайне порадовался. Лицо Марка было белым, как снег, и даже темный лик брата Гая казался немного бледным.