Переодевшись, она пошла по коридорам к южной стороне Вороньего замка и спустилась на первый этаж. Там она отыскала дверцу, ведущую наружу. Она открыла дверцу, теплый летний воздух ударил ее по лицу. Солнце ярко светило с весеннего неба. За дверью было маленькое тренировочное поле размером с ее спальню. На одной стороне стоял старый пустой сарай. С двух других сторон был замок и внешняя стена. Северная сторона сужалась к тропе, что вела к главному двору замка. В углу стоял гикори с толстым стволом и широкой зеленой листвой. Три соломенные куклы выстроились вдоль внешней стены.
Ветер трепал пряди волос вокруг ее лица. Селена глубоко вдохнула, уже ощущая напряжение в плечах, но спокойствие в голове. Это место было идеальным. Тихим, в стороне. Тут она могла побыть наедине с мыслями и эмоциями.
Она пошла к потрепанным ветром куклам, ткань на их телах была в пятнах, солома скомкалась в некоторых местах. Краска мишени выцвела, солома торчала местами, где распоролись швы. Селена вытащила мечи и встала перед средней, подняла правую руку, левую притянув к телу, и принялась за упражнения.
Солнце двигалось по небу, пока Селена била по кукле. С каждым ударом ее сила и энергия возвращались, сжигая усталость от нехватки сна. Пот пропитал ее темную тунику и штаны, ее волосы прилипли к лицу.
Быстрее. Сильнее.
Но упражнения отгоняли демонов лишь на время. Вскоре воспоминания ночи вернутся. Кошмар Ренаты. Ее крики. Гнев и беспомощность Селены. Пейзаж сна, разбивающийся от ее силы. И Рената…
Селена остановилась, подняв руки. Она видела Ренату на кровати, бледную в свете луны, струйка крови текла из ее ноздри.
— Я не хотела, — прошептала она, взгляд был рассеянным. — Я не знала…
Казалось, шар из свинца расширялся в ней, тяжелый и твердый, выталкивал весь воздух из легких и заставлял ее сердце биться с трудом. Ее руки упали по бокам, ее мечи рухнули на землю. Селена упала на колени следом. Она скрестила руки на груди и сжалась над ногами.
Она раскачивалась и плакала. Каждый приглушенный всхлип вырывался из ее души. Селена не убила ее, но оставила Ренату с покалеченным разумом. И она не знала, что было хуже.
— Я хотела бы не иметь такой силы, — она сжала пальцы и притянула ладони к груди. — Я не могу так продолжать. Это разорвет меня! Почему не может быть другого способа позаботиться о нашем народе? Вряд ли мы вообще о нем заботимся, если мы вредим самим…
Всхлип лишил ее слов. Где была черта? Когда наступала точка, когда их сила вредила их народу больше, чем помогала? Был ли другой способ?
«Нужно запереть сердце. Не чувствовать».
Селена перестала раскачиваться, услышав слова матери. Она презирала их, но ее мать была права. Она могла выжить с силой внутри нее, только закрыв сердце. Став холодной. Отгородившись от чувств.
Она подняла взгляд, все еще сжимая ладони возле сердца. Впервые ей хотелось того холода. Это было бы лучше душераздирающей агонии, которую она ощущала сейчас. Вместо того, чтобы запирать сердце в деревянный сундук, она представила, как убрала его в темную комнату. А потом она закрыла дверь — толстую железную дверь. Но этого было мало. В ее голове она закрывала одну железную дверь за другой, пока вместо боли не стала ощущать онемение.
Селена глубоко вдохнула и расправила плечи. Она медленно поднялась на ноги. Каждый раз, когда она отчаивалась из-за мрачного будущего, она закрывала еще одну дверь. Может, был способ сбежать от ее судьбы, способ лучше, чем тот, которому они сейчас следовали. Но, пока она не поняла его, она будет держать сердце запертым и подальше.
Только так она могла выжить.
* * *
— Селена, присоединишься ко мне в моем кабинете этим вечером?
Селена оторвала взгляд от не тронутого супа — холодной смеси с нарезанной свеклой — ее ложка все еще была рядом с миской. Отец не просил ее прийти в его кабинет годами с тех пор, как мама занялась ее обучением и тренировками. До этого она проводила почти все зимние вечера с ним, сидела у камина, тихо читала книги, пока густой снег падал за окнами.
Воспоминание и тоска по тем простым и тихим временам были такими яркими, что она перестала дышать.
— Да, — она взяла ложку. — С радостью.
Она опустила ложку в красный борщ, голова кружилась. Как супруг матери, отец получил роль ниже в доме Рейвенвуд. Но он всегда относился к ней, Офелиане и Амаре только как отец, хотя Амара со временем стала отворачиваться от тепла отца. Амара обладала той же гордостью, что и их мать, и раз отец был из другой семьи, он не был настоящей частью дома Рейвенвуд. Но для Селены он всегда был ее папой.
— Отлично, — отец вытер рот салфеткой и опустил ее рядом с собой. — Я попрошу принести нам чай.
Селена зачерпнула красный суп и поднесла ложку ко рту. Ее аппетит немного вернулся. После того, как отец ушел, в обеденном зале стало тихо. Мама отправилась на две недели на восток в дом Фриер, Амара поехала с ней. Офи была еще слишком мала для семейной трапезы.