Метод К. С. Станиславского и физиология эмоций

«Движение и его выражение — глагол является основой языка. Найти верный глагол для фразы — это значит дать движение всей фразе… В художественной речи главное — это глагол, и это понятно, потому что вся жизнь это есть движение… Так что всегда нужно прежде всего искать находить правильный глагол, который дает правильное движение предмета» (цит. по В.Р. Щербине, 1955).

Расчленение пьесы на куски и определение кусковых задач означает детализацию движущих сил поступков персонаж. Благодаря кусковым задачам каждое действие актера становится обоснованным и целеустремленным. В то же время подобное дробление пьесы таит в себе опасность нарушения сквозного действия — этого «станового хребта»

спектакля. Вот почем действия актера, направленные на достижение кусковых целей должны образовывать сплошную линию, ведущую исполнителя к решению центральной задачи. Сохранение перспективы роли — обязательное условие сценического творчества. Перспектива роли позволяет артисту определить место каждого эпизода, его значение в пьесе, его соотношение с другим частями. Четкая планировка пьесы помогает актеру правильно распределить свои творческие силы и выразительные средства, обеспечивает разумное их использование на протяжении всего спектакля.

Для метода К.С. Станиславского характерно диалектическое единство анализа и синтеза. Дробление пьесы на куски, уточнение и детализация физических действий внутри каждого куска постоянно синтезируются сквозным действием, направленным к решению центральной задачи. Итак, уяснение задач призвано обеспечить целенаправленность физических действий. В них содержится ответ на вопрос: зачем, во имя чего действует изображаемое лицо в обстоятельствах, предложенных драматургом. Результатом осознания задач является тот внутренний подтекст, который, по утверждению Станиславского, «заставляет нас говорить слова роли». Определение задач требует глубокого анализа пьесы, знания эпохи, ее социальных основ, психологии действующих лиц. Не одна лишь интуиция художника, а проникновение в идейный замысел драматурга, умение выделить самое характерное, типическое в образах созданных им героев — вот что определяет правильную формулировку задач каждого действующего лица. Не случайно Станиславский придает такое значение наименованию куска, словесному выражению задачи. Словесная формулировка закрепляет результаты сложного мыслительного процесса, результаты изучения актером своей роли и всей пьесы в целом. Замечания Станиславского, касающиеся словесного определения задачи, показывают, как тонко и верно оценил он роль второй сигнальной системы в творческом процессе создания сценического образа. Но продолжим анализ этого творческого процесса. Артист-исполнитель роли Гамлета — отчетливо представляет себе, какие цели преследует датский принц на всем протяжении пьесы в пределах каждого отдельного эпизода. Для того чтобы действия артиста были правдоподобны и логичны, для того чтобы эти действия смогли вызвать у него нужные переживания, артист должен поверить в правду происходящих на сцене событий, бороться за цели Гамлета как за свои собственные цели, в достижении которых он кровно заинтересован. Артист-исполнитель должен сродниться с жизнью Гамлета, увидеть окружающую действительность глазами молодого датского принца.

Каким бы даром проникновения в чужой духовный мир ни обладал наш актер, он никогда не сможет поверить в то, что он действительно есть Гамлет — принц датский. Только психически больной человек способен считать себя Наполеоном или Юлием Цезарем. Для здорового человека это невозможно. Как же преодолеть ни на секунду не покидающее артиста ощущение своего «я», как заставить его воспринимать цели Гамлета в качестве своих собственных целей? Метод Станиславского дает исчерпывающий ответ на поставленные нами вопросы. Артист не может и не должен верить в реальность происходящих событий, он должен поверить в их возможность. Что бы я делал, как бы я поступил, если бы находился на месте Гамлета — спрашивает себя артист и отвечает серией последовательных поступков. На протяжении всего спектакля перед нами находится человек не ставший Гамлетом, но поставивший себя на его место.