Читаем Метод Сократа: Искусство задавать вопросы о мире и о себе полностью

Это утверждение спорно, и мы не имеем возможности рассмотреть его здесь детально, но давайте попытаемся понять, хотя бы сжато, что Сократ имеет в виду. На протяжении всей книги мы настаивали на том, чтобы рассуждать не абстрактно, а сократически, то есть спрашивать, можно ли подкрепить то или иное утверждение личными знаниями и опытом. Поэтому давайте взглянем на ситуацию по-иному. Возможно, бывают соблазны, которым вы сопротивляетесь только потому, что осведомлены о них. Скажем, существуют наркотики, которых вы не принимаете, и продукты, которых вы не едите. Вы знаете, что они могут быть приятны, но даже не воспринимаете их как соблазн. Почему? Потому что достаточно много о них знаете. Вам известно, к чему они приводят и каково вам придется, если вы им поддадитесь. Если бы кто-то вдруг поздравил вас с тем, что, отказавшись попробовать наркотик, вы проявили изрядную силу воли, то вам, скорее всего, пришлось бы пожать плечами и ответить, что сила воли здесь ни причем: вам просто и так все понятно.

Сократ и другие вещи рассматривает под тем же углом. Если вы не смогли проявить волю, вам просто не удалось достичь того состояния, которое только что было описано – то есть максимально полного знания предмета. На ваши слова: «Я знал, но не смог себя остановить» – Сократ ответит, что, вероятно, этих знаний оказалось недостаточно. Конечно, здесь подразумевается определенная трактовка того, что такое по-настоящему «знать» что-то. Когда вы избегаете опасных наркотиков или иных подобных вещей, это происходит не только из-за того, что вы способны перечислить связанные с ними угрозы, но еще и потому, что вы знаете об этих опасностях в более глубоком смысле. Вы их полностью осознаете; они запечатлены у вас в уме. Иногда у нас нет такого рода знаний – мы можем лишь перечислить что-то. Это ложные знания, и мы слабы.

Сократу есть что сказать о недостатке знаний, который мы склонны принимать за дефицит силы воли. «Знание», которого нам не хватает в минуту слабости, чаще всего связано с четким пониманием затрат и выгод, то есть с их полным и всесторонним осознанием. В «Протагоре», например, Сократ говорит об искушениях, которые доставляют нам удовольствие сегодня и делают несчастными завтра. Причина столь невыгодных сделок заключается в своего рода ошибке измерения: нам сложно сейчас оценить, как мы будем себя чувствовать в будущем[193]. Скорее всего, вы действовали бы по-другому, если бы все последствия были бы выложены перед вами без утайки и без прикрас, но завтрашний день никак не может открываться перед нами во всех подробностях. Иначе говоря, речь идет о проблеме знания.

Сократическое отождествление добродетели и знания подразумевает следующее: люди, которые поступают неправильно, заблуждаются. Эта идея становится максимально доступной, когда мы начинаем рассуждать о личных интересах. Согласно Сократу, люди всегда стараются делать то, что кажется им наилучшим для них самих: их главнейшее желание – поступать себе во благо. Если под «благом» понимать нечто определенное, то, похоже, такое утверждение будет правдой. Было бы безумием предполагать, что кто-то намеренно предпримет нечто такое, что нанесет ущерб ему лично. Проблема, однако, в том, что самоубийца, прыгающий с моста, руководствуется весьма необычным представлением о том, что для него является наилучшим: он полагает, что это смерть. Иначе говоря, если вы желаете для себя чего-то плохого, то в момент, когда вы этого хотите, оно отнюдь не кажется вам плохим, по крайней мере по сравнению с другими вариантами.

Менон,

77b–e

СОКРАТ. Ведь не все, по-твоему, мой милый Менон, стремятся к благу?

МЕНОН. Ясно, не все.

СОКРАТ. Кое-кто стремится и к злу?

МЕНОН. Ну да.

СОКРАТ. Что же, по твоему мнению, они думают, что зло – это благо, или же, стремясь к злу, знают, что это есть зло?

МЕНОН. По-моему, и так и сяк.

‹…›

СОКРАТ. Значит, ясно: те, кто не знает, что такое зло, стремятся не к нему, а к тому, что кажется им благом, оно же оказывается злом. Так что те, кто не знает, что такое зло, и принимает его за благо, стремятся, очевидно, к благу. Верно?

Сократ, как известно, сформулировал смысл этих идей следующим образом: никто не поступает неправильно по своей воле[194].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Революция 1917-го в России — как серия заговоров
Революция 1917-го в России — как серия заговоров

1917 год стал роковым для Российской империи. Левые радикалы (большевики) на практике реализовали идеи Маркса. «Белогвардейское подполье» попыталось отобрать власть у Временного правительства. Лондон, Париж и Нью-Йорк, используя различные средства из арсенала «тайной дипломатии», смогли принудить Петроград вести войну с Тройственным союзом на выгодных для них условиях. А ведь еще были мусульманский, польский, крестьянский и другие заговоры…Обо всем этом российские власти прекрасно знали, но почему-то бездействовали. А ведь это тоже могло быть заговором…Из-за того, что все заговоры наложились друг на друга, возник синергетический эффект, и Российская империя была обречена.Авторы книги распутали клубок заговоров и рассказали о том, чего не написано в учебниках истории.

Василий Жанович Цветков , Константин Анатольевич Черемных , Лаврентий Константинович Гурджиев , Сергей Геннадьевич Коростелев , Сергей Георгиевич Кара-Мурза

Публицистика / История / Образование и наука
Свой — чужой
Свой — чужой

Сотрудника уголовного розыска Валерия Штукина внедряют в структуру бывшего криминального авторитета, а ныне крупного бизнесмена Юнгерова. Тот, в свою очередь, направляет на работу в милицию Егора Якушева, парня, которого воспитал, как сына. С этого момента судьбы двух молодых людей начинают стягиваться в тугой узел, развязать который практически невозможно…Для Штукина юнгеровская система постепенно становится более своей, чем родная милицейская…Егор Якушев успешно служит в уголовном розыске.Однако между молодыми людьми вспыхивает конфликт…* * *«Со времени написания романа "Свой — Чужой" минуло полтора десятка лет. За эти годы изменилось очень многое — и в стране, и в мире, и в нас самих. Тем не менее этот роман нельзя назвать устаревшим. Конечно, само Время, в котором разворачиваются события, уже можно отнести к ушедшей натуре, но не оно было первой производной творческого замысла. Эти романы прежде всего о людях, о человеческих взаимоотношениях и нравственном выборе."Свой — Чужой" — это история про то, как заканчивается история "Бандитского Петербурга". Это время умирания недолгой (и слава Богу!) эпохи, когда правили бал главари ОПГ и те сотрудники милиции, которые мало чем от этих главарей отличались. Это история о столкновении двух идеологий, о том, как трудно порой отличить "своих" от "чужих", о том, что в нашей национальной ментальности свой или чужой подчас важнее, чем правда-неправда.А еще "Свой — Чужой" — это печальный роман о невероятном, "арктическом" одиночестве».Андрей Константинов

Александр Андреевич Проханов , Андрей Константинов , Евгений Александрович Вышенков

Криминальный детектив / Публицистика
Покер лжецов
Покер лжецов

«Покер лжецов» — документальный вариант истории об инвестиционных банках, раскрывающий подоплеку повести Тома Вулфа «Bonfire of the Vanities» («Костер тщеславия»). Льюис описывает головокружительный путь своего героя по торговым площадкам фирмы Salomon Brothers в Лондоне и Нью-Йорке в середине бурных 1980-х годов, когда фирма являлась самым мощным и прибыльным инвестиционным банком мира. История этого пути — от простого стажера к подмастерью-геку и к победному званию «большой хобот» — оказалась забавной и пугающей. Это откровенный, безжалостный и захватывающий дух рассказ об истерической алчности и честолюбии в замкнутом, маниакально одержимом мире рынка облигаций. Эксцессы Уолл-стрит, бывшие центральной темой 80-х годов XX века, нашли точное отражение в «Покере лжецов».

Майкл Льюис

Финансы / Экономика / Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / О бизнесе популярно / Финансы и бизнес / Ценные бумаги