Методика очарования

А мы, значит, должны сами круговую оборону держать! Эх, пулеметик бы мне да полномочий побольше, я бы научила родную милицию работать, а то распустились совсем, понимаешь! Работнички хреновы!

Втянув голову в плечи, я с трепетом наблюдала, как меняется выражение лица Кострова и Громозеки. Сомнений не оставалось — в ближайшем будущем не стоит ожидать от судьбы щедрых подарков. Голос Катьки тем временем приближался. По моим расчетам, она уже должна была заметить милиционеров и заткнуться. Возможно, это смогло бы хоть как-то облегчить нашу участь. Но Катька умолкать вовсе не собиралась, наоборот, она продолжала развивать скользкую тему.

— Вот ведь что получается, Сан Саныч, — голос подружки звучал гораздо ближе, чем минутой раньше, и была надежда, что гостей она все-таки увидит, — государство тратит такие деньги на воспитание и обучение будущих законников, а они едва покидают стены академий… Ой, здравствуйте, товарищ следователь! Каким ветром занесло вас в наши края? — В устах подруги этот вопрос прозвучал вроде: «Какого хрена ты сюда приперся»? — По делу или просто на огонек заглянули?

— По делу, — признался Костров.

Катька кивнула, словно бы даже обрадовалась, и залопотала:

— А мы вот с вами сейчас кофейку попьем.

Или вы чаек предпочитаете? Так можем и чаем вас угостить. Какая ж работа на голодный желудок? Натощак даже ваша голова работать не сможет. Ой, а может, вам покрепче что-нибудь, а, товарищ следователь? — Катька заговорщически подмигнула мужчинам.

Костров отчего-то смущенно зарделся, а Громозека, поерзав на диване, неожиданным фальцетом сообщил:

— Мы на службе.

Этот фальцет так не вязался с могучей внешностью Громозеки, что я изумленно захлопала глазами и неожиданно вспомнила о небезызвестном певце по фамилии Фаринелли. Глаза как-то сами собой опустились… Ну, вы поняли… Я тут же устыдилась внезапного порыва и густо покраснела. Костров (вот что значит следователь!) мигом просек, в чем причина моего смущения, сдавленно хрюкнул и, едва сдерживая рвущийся наружу смех, сипло повторил:

— Мы на службе.

— Значит, виски, — догадалась умная Катерина и несколько суетливо закопошилась у бара.

Гости переглядывались, но не возражали. Этот факт не то чтобы успокаивал — не с целью же выпить на халяву они к нам явились, — но все же какую-то каплю надежды вселял: раз пьют, значит, арестовывать никого пока не собираются. Хотя, с другой стороны, за что нас воли лишать, раз ничего противозаконного мы не совершили?

Костров и Громозека с блеском выдерживали многозначительную паузу, я томилась, а Катька колдовала с напитками.

— Вы уж извините, содовая у нас неожиданно закончилась, но, думаю, обычная газировка прокатит, в смысле, подойдет, — мурлыкала подружка. Бокалы с коктейлями ее стараниями заняли почетное место перед гостями, и она решила, что настало-таки время для более предметной беседы.

— Итак? — кокетливо изогнула бровь Катерина, давая тем самым понять, что пришельцам пора бы обозначить цель их визита.

Громозека, с видимым удовольствием осушив порцию виски с простой газировкой, извлек из внутреннего кармана пиджака миниатюрный цифровой фотоаппарат, поколдовал над ним примерно с полминуты, после чего протянул его нам со словами:

— Вам знаком этот человек?

Мы с Катериной с легким стуком соприкоснулись лбами и уставились на экран фотоаппарата.

— Ха! Да… — со счастливым смехом воскликнула я, признав на снимке Джоша Макферсона. Однако Катька красноречивым тычком под ребра дала понять, чтобы я не торопилась изливать душу органам, в смысле, их представителям. Я немедленно умерила пыл, многозначительно наморщила лоб и пояснила: — Да, в принципе, как-то не очень. Мы его видели, конечно. Кажется, вчера… Да, Кать? Или позавчера. Он заходил к нашему соседу, ну, Никите Тихомирову. Но уже не застал его. Это, в общем-то, понятно, раз Кит помер. Только американец этого не знал и очень расстроился, когда… это… мы сообщили ему трагическую весть.

— Ага, — подтвердила Катерина. — Прямо так и сказал: мол, не ожидал я подобной подлости от своего приятеля. Я, говорит, специально из Америки прибыл, а тут такой сюрприз! В общем, расстроился янки. Мы с Санькой как раз в столицу собирались — по магазинам пробежаться, по парикмахерским, ну, обычные дамские дела, вы понимаете. Едем, значит, и видим этого американца — топает, болезный, по проселочному тракту, ну, чисто разбитый под Москвой немец: жалкий, холодный, голодный, расстроенный страсть! Сжалились над ним, было дело, и подвезли до «Балчуга». Он там остановился.

Хоть Катька и хорохорилась, но было заметно, что ей, так же как и мне, не по себе. Вчерашнее появление тела Макферсона в нашем доме оптимизма не вселяло, наоборот, осложняло и без того незавидное положение.

Мужчины с видимым вниманием выслушали наши пояснения и вроде бы даже остались ими довольны, во всяком случае, они со значением переглянулись и синхронно кивнули головами. Костров, должно быть, по многолетней привычке, все-таки уточнил:

— И больше вы пострадавшего не видели?

— Какого пострадавшего? — искренне «удивилась» Катерина, округляя глаза.