Метро

Пройдя еще один квартал, Артем замедлил шаг, чтобы осмотреться. Улица здесь расширялась, образуя подобие площади, часть которой, отрезанная от дороги оградой, была превращена в парк. Во всяком случае, можно было понять, что там когда-то был разбит парк: деревья все еще оставались на своих местах, но это были совсем не те деревья, которые Артему приходилось видеть на открытках и фотографиях. Толстые узловатые стволы уносили разлапистые кроны на высоту пятого этажа стоявшего позади парка здания. Наверное, именно в такие парки сталкеры ходили за дровами, которые потом отапливали и освещали все метро. В просветах между стволами мелькали странные тени, а где-то в глубине мерцал неяркий огонь, который Артем мог бы принять за пламя костра, если бы не его зеленоватый свет. Само здание тоже выглядело зловеще: создавалось впечатление, что оно неоднократно становилось ареной жестоких и кровопролитных сражений. Его верхние этажи обрушились, во многих местах чернели пробоины, а кое-где уцелело только две стены и сквозь пустые окна виднелось мутное ночное небо.

За площадью здания и вовсе расступались, и улицу пересекал широкий бульвар. Над ним, выступая из темноты, словно сторожевые башни, возвышались первые многоэтажки Нового Арбата. Судя по карте, вход на Арбатскую должен был находиться поблизости, по левую руку от него. Артем еще раз оглядел мрачный парк. Мельник был прав: углубляться в эти дебри, пытаясь отыскать среди них спуск в метро, совсем не хотелось. Чем дольше он всматривался в черные заросли, раскинувшиеся у подножия разрушенного строения, тем больше ему казалось, что он видит, как среди корней исполинских деревьев движутся те самые таинственные фигуры, что следовали за ним раньше.

Налетевший порыв ветра качнул тяжелые ветви, и кроны натужно заскрипели. Издалека донесся чей-то протяжный вой. Сама чаща молчала, но не потому что была мертва. Ее тишина была сродни безмолвию таинственных преследователей Артема, казалось, она тоже чего-то ждет.

Артема охватило чувство, что, если он останется на месте, беззастенчиво рассматривая ее сокровенные глубины, кары избежать не удастся. Он перехватил автомат поудобнее, осмотрелся — не подобрались ли создания слишком близко — и двинулся вперед.

Но уже через несколько секунд вновь остановился — когда пересекал бульвары перед началом Калининского проспекта. Отсюда открывался такой вид, что заставить себя идти дальше Артем просто не смог.

Он стоял на крестообразном пересечении широких дорог, по которым, наверное, раньше ездили машины. Развязка была сделана необычно, часть асфальтового полотна уходила в туннель, чтобы потом снова вынырнуть на поверхность. Справа вдаль уходили бульвары — их можно было узнать по черным дебрям разросшихся деревьев, таких же огромных, как те, мимо которых он только что пробирался. Слева виднелась большая, застеленная асфальтом площадь — сложное сплетение многополосных трасс, за которым опять начинались заросли. Видно сейчас было уже довольно далеко, и Артем спросил себя, не потому ли это, что восход страшного солнца уже близится.

Дороги были усеяны искореженными и сожженными каркасами, в которых Артем узнал автомобили. Ничего мало-мальски сохранившегося здесь не осталось: за два десятилетия походов на поверхность сталкеры успели поживиться всем, чем только можно. Бензин из топливных баков, аккумуляторы и генераторы, фары и стоп-сигналы, выдранные с мясом сиденья — все это можно было найти и на ВДНХ, и на любом крупном рынке в метро.

Асфальт был здесь и там изрыт воронками разного диаметра, повсюду виднелись широкие трещины, сквозь которые пробивалась трава и гибкие стебли, гнущиеся под тяжестью венчающих их шаров, видимо, с семенами. Прямо перед Артемом в перспективу уходило сумрачное ущелье Нового Арбата, с одной стороны застроенное неизвестно как уцелевшими домами, по форме напоминавшими раскрытые книги, а с другой — частично обрушившимися высотками, этажей в двадцать, не меньше. За спиной у Артема оставалась дорога к Библиотеке и Кремлю.

Он стоял посреди этого величественного кладбища цивилизации и чувствовал себя археологом, раскопавшим древний город, остатки былой мощи и красоты которого и многие века спустя заставляют увидевших его испытывать озноб благоговения. Представить себе, как жили люди, населявшие эти циклопические здания, перемещавшиеся на этих машинах, тогда еще блестевших свежей краской и мягко шуршавших по ровному дорожному покрытию разогретой резиной колес, спускавшиеся в метро только затем, чтобы поскорее добраться из одной точки этого бескрайнего города в другую… Это было невозможно. О чем они думали каждый день? Что их тревожило? Что вообще может тревожить людей, если им не приходится каждую секунду опасаться за свою жизнь и постоянно бороться за нее, пытаясь продлить ее хотя бы на день?