Метро

Фонарь погас. Артем заспешил вперед, готовясь к тому, что ему сейчас устроят выволочку. Но, когда он добрался до остальных, Мельник только спросил его негромко:

— Ничего сейчас не слышал?

Артем молча кивнул. Ему не хотелось говорить о том, что он только что видел, к тому же у него не было уверенности, что ему все это не почудилось. С некоторых пор он привык к тому, что в метро к своим ощущениям надо относиться осторожно.

Что же это было? Так мог выглядеть проносящийся мимо поезд, но возможность эта исключалась: в метро уже десятки лет не было количества электроэнергии, необходимого для движения составов. Вторая возможность была еще более невероятна. Артем вспомнил про предостережения дикарей насчет священных ходов Великого Червя и про то, что нынешний день является запретным. Ничего другого в голову не приходило.

— Ведь поезда больше не ходят, правда? — спросил он сталкера на всякий случай.

Тот посмотрел на него недовольно.

— Какие еще поезда? Они тогда как остановились, так ни разу больше и не двигались, пока их по частям не растащили. Ты про эти звуки, что ли? Подземные воды, думаю. Тут же река рядом совсем. Мы под ней прошли. Ладно, черт с ним, есть проблемы поважнее. Еще неизвестно, как отсюда выбираться.

Настаивать на своем и укреплять сталкера во мнении, что он имеет дело с сумасшедшим, Артему совсем не хотелось. А так как вторая его гипотеза была еще безумней, он предпочел замолчать и больше не возвращаться к этой теме.

Река, наверное, и вправду была неподалеку. Мрачное безмолвие туннеля здесь нарушали неприятные звуки капающей воды и журчание тонких черных ручейков по краям рельсов. Стены и своды влажно поблескивали, их покрывал белесый налет плесени, тут и там попадались лужи. Воды в туннелях Артем привык бояться и чувствовал себя в этом перегоне совсем неуютно. Влага просачивалась в заброшенные и забытые человеком места: без ремонта и вечной борьбы с грунтовыми водами некоторые перегоны в метро давали течь. Отчим даже рассказывал ему о затопленных туннелях и станциях. По счастью, они лежали довольно низко или находились на отшибе, так что на всю ветку напасть не распространялась. Поэтому мелкие капли на стенах Артему казались предсмертной испариной покинутого в минуты агонии человека.

Впрочем, чем дальше они продвигались, тем суше становилось вокруг. Постепенно ручейки иссякли, плесень на стенах теперь попадалась все реже, а воздух стал чуть легче. Туннель спускался вниз, оставаясь все таким же пустым, и это не могло не настораживать. В который раз уже Артем вспоминал слова Бурбона, что пустой перегон — страшнее всего. Остальные, кажется, тоже это понимали и все чаще нервно оборачивались назад, натыкаясь на шедшего последним Артема, а встретившись с ним глазами, поспешно отворачивались.

Они все время шли напрямик, не задерживаясь у отрезанных решетками боковых ответвлений и виднеющихся в стенах толстых чугунных дверей с колесами запоров. Только сейчас Артему стало ясно, каких же невообразимых размеров был лабиринт, вырытый в земляной толще под городом десятками поколений его обитателей. Метро, оказывается, было всего лишь частью сплетенной из бесчисленных ходов и коридоров, раскинувшейся в глубине гигантской паутины.

Некоторые из дверей, мимо которых шел отряд, были отворены. Заглядывающий в них луч фонаря на секунды возвращал к жизни призраки брошенных комнат, ржавых двухъярусных кроватей, проваливался в зевы извивающихся коридоров. Везде царило страшное запустение, и как Артем ни выискивал хотя бы малейшие следы человеческого присутствия, все было тщетно. Все это грандиозное сооружение было давным-давно покинуто и мертво.

Пожалуй, даже увидеть на полу чьи-нибудь истлевшие останки Артему сейчас было бы не так жутко.

Казалось, их марш-бросок продолжается бесконечно. Старик шел все медленнее, он выбивался из сил, и ни тычки в спину, ни матерная брань конвоиров уже не могли заставить его ускорить шаг. Привалов отряд не делал, и самая долгая остановка продолжалась полминуты — ровно столько, сколько потребовалось бойцам, которые тащили носилки с Антоном, чтобы сменить руки. Его сын держался на удивление стойко. И хотя было заметно, что Олег уже устал, он ни разу не пожаловался, а только упорно сопел, стараясь идти наравне со всеми.