Очередь Артема подходила, уже колотилось сердце, первым узнав, уже голова раскалилась, а он все ждал своей очереди, чтобы изблизи, чтобы точно понять…
– Семь, восемь. Сюда ставь, сюда. Следующий. Девять, десять. Поставил – и гуляй.
Они сдавали кому-то эти патроны. Все двадцать цинков – они их сюда привезли не для того, чтобы орденские могли держать оборону. Все, что требовалось от них – доставить двадцать тысяч патронов и передать их кому-то. Вот и все задание.
– Одиннадцать, двенадцать.
Артем слышал: одиннадцать, двенадцать. Его уже очередь подходила. Одиннадцать. Это же кролики. Куда они побегут. Двенадцать. А сдохнешь снизу. Тринадцать, смирные кролики, четырнадцать.
Он положил свои две коробки на пол. Неверной рукой потыкался в карманы, в разгрузку. Вытащил. Промахнулся мимо кнопки.
– Следующий! Ты где там застрял?
Маленький фонарик вместо трафаретных букв залез Артему в глаза – так же, как револьверный ствол ему в ухо лез.
Тогда Артем поднял против него свой собственный фонарь – увесистый, длинный, в миллион свечей – и щелкнул выключателем.
В жестком миллионном луче видно было, что он усох, побледнел, сморщился, пока возвращался с того света – но вот он был тут, и стоял уверенно, широко расставив толстые ноги, одной пятерней хозяйски грабастая поднесенные ему зеленые цинки, а другой – закрывая себя от света. Отчаянно застреленный Артемом – и ничуть не убитый его сопляцкими пульками. В новой красноармейской форме, на заказ пошитой под его бычье туловище.
Глеб Иванович Свинолуп.
Глава 18. Служба
– Ты какого хера творишь?!
Летяга врезал по фонарю, жирный луч сделал сальто, хлестнул по лишним лицам, обнаружил стены, пол, потолок – все тут, оказывается, имелось. Какой-то коридор, какая-то дверь, какие-то люди. Люди жмурятся, матерятся. Двое во вспышке проявились подле друг друга: знакомые будто Артему. Один – брыластый, лысеющий и машинкой остриженный по серебристым вискам, в офицерском бушлате. Другой – остроносый, под глазами мешки, волосы темные уложены, откуда бы его Артем знал, как во сне встречались…
Пока фонарь в угол укатывался, Артем успел ухватить автомат, а наставить на Свинолупа не успел – вцепились и в руки, и в автомат, и разорвали в разные стороны; погас свет; в черноте навалились на два вроде бы знакомых красных силуэта разные незнакомые, прикрывая тех собой от пуль.
– Это красные! – захрипел Артем. – Пусти! Мы красным патроны привезли! Это красные!!!
– Тихо. Тихо-тихо…
– Это что за говно у вас развыступалось? А?!
Ладонь в беспалой кожаной перчатке – Летягина – заткнула его, на вкус как ружейное масло, соляра, порох и старая кровь. Артем вцепился в нее зубами, задергался, закричал забитым ртом непонятно что. Зря грыз – у Летяги нервов нет. Сорвали прибор со лба, ослепло ночное видение.
– Не тъожь его! – Лехин голос, и Лехиного автомата перещелк. – Сава, наших бьют!
– Отпустили! Отпустили его! – это Савелий уже. – Всех положу сейчас!
– Дамир… Омега…
В черноте крякнуло, хныкнуло, забулькало передавленным горлом, полыхнула очередь – в потолок, захрипел кто-то, завырывался, исступленно заголосил.
– Кончать? – прерывисто дыша, спросили в темноте.
– А у вас тоже не все гладко, – гыгыкнул невидимый Свинолуп. – А, спецура?
– Нет. Не сейчас. Сюда их, за мной, – Летягин бас.
– Полкан сказал, если будут чудить…
– Я в курсе, что полкан. За мной их!
– Это что было? – голос знакомый, не Свинолупов, а такой – усталый, ленный; от этого голоса встает перед незрячими глазами бордель, занавески изнутри подсвеченные…
– Все, простите за накладочку. Забираем, уходим! – Летяга.
Стальные ручищи поволокли Артема по полу, товарищи его сзади засучили ногами, замычали – но орденские хорошо обучены, у них не вырвешься.
– Сюда их. Тут клади их. Все, сам разберусь. Поднимайтесь. А вы харей в пол!
– Полкан сказал, всех троих в расход, если че начнется.
– В какое в расход?! Озверели?! – Савелий очнулся.
– Дамирчик, я помню. Я справлюсь. Обыскали их? Пустые они?
– Пустые.
– Все. Давайте. Я быстро.
– Ладно, пацаны… – с растягом согласились, с сомнением. – Пошли. Летяга сам пусть. Его кореш.
Застучали каблуки, как будто удаляясь – но тоже с сомнением, с притворством. Вроде вверх, а вроде и в сторону. Промасленная кожа отпустила рот.
– Это Свинолуп! Это кагэбэ красное! Мы красным патроны! Красным – мы – патроны! Ты сечешь, что делаешь?!
– У меня приказ, братик, – мягко ответил Летяга. – Доставить. Кому, что – не мое дело.
– Красным! Красным! Патроны! Мы с тобой! Их! С ними! В бункере! Пацаны наши там! Десятый! Ульман! Шляпа! Красные их! Ты помнишь это?! Тебя чуть! Меня! Как мы? Как вы – им?!
– Сказано со склада забрать и сюда привезти. И передать.
– Ты врешь! – заорал, сорвался Артем. – Пиздишь, сука! Предатель! Мразь! Ты их! Ты меня! Ты их всех, убитых! Ты пацанов наших! Вы! Ты, и гнида эта старая! Всех предали! За что – они?! За что сдохли?! Чтобы мы – мы! Красным – оружие?! Патроны?!
– Тихо. Тихо! Это помощь! Это не патроны. У них голод. Они на эти патроны грибы будут покупать. У Ганзы. У Ганзы. У самих весь урожай сгнил.
– Я не верю тебе! Вам всем!