Метромания

Тот оторвался от рукописи и посмотрел на пришедших невидящим взглядом – он по-прежнему был там, в мире только что родившихся строчек. С седой взлохмаченной гривой, из-за которой голова казалась несоразмерно огромной на узких плечах, Нерсессыч походил на Эйнштейна со знаменитого фотопортрета.

– Что, простите? – Взгляд старика наконец обрел осмысленное выражение. – А-а-а, да-да, конечно. Проходите, устраивайтесь… Я в вашем распоряжении… Вот только… – И он не без сожаления поглядел на разложенные перед ним листки.

– Ну, я пойду? – обратился Колян к хозяину «кабинета» и, не дождавшись ответа и даже не взглянув на Макса, исчез в дверном проеме.

Грант Нерсессович поднял глаза от бумаг:

– Да-да, я был в ту ночь на перегоне между «Новослободской» и «Проспектом мира». Мне нужно было проверить одну информацию и рассмотреть хорошенько витражи в отреставрированном виде.

И вердикт мой таков: то, что сделано с «Новослободской», – это варварство! Взять хотя бы новое освещение и кричащую, щедрую, так сказать, позолоту! Станция проектировалась в виде грота или, если хотите, протестантского храма. Кстати, по одному из источников, материал для отделки «Новослободской» привозили из Латвии – разбирали витражи закрытых лютеранских соборов и отправляли в Москву… Да, по замыслу авторов это был храм! Отсюда и верхняя подсветка, создававшая иллюзию проникающих сквозь цветные стекла солнечных лучей. А сейчас! Это же какой-то кафе-шантан!

А сами витражи! Да, их следовало хорошенько отмыть, но зачем для этого было разбирать-то? Большая часть совсем в том не нуждалась. А если уж разобрали, то соберите обратно как следует, по-человечески, а не тяп-ляп, с зазорами. В незаделанные по уму стыки набилась пыль, отчего сейчас, спустя совсем немного времени после реставрации, они в худшем состоянии, чем были до нее!

От негодования у старика перехватило дыхание. Пришлось брать паузу. Короткую, на несколько секунд. Следующим объектом симоняновского гнева стали «жуткие новые» лампы с бьющим светом, которые армянин назвал световыми пушками.

– Какая таинственность, какой грот?! Помилуйте! – Грант Нерсессович театрально воздел руки к сводчатому потолку. – Я понимаю, тревожное время. Угроза терроризма, но… не до такой же степени! А что вы, молодой человек, скажете по поводу этих сине-красных стел, установленных посреди вестибюлей? Не так давно я побывал на своей любимой «Смоленской» Арбатско-Покровской линии. Так меня чуть удар не хватил. Стоит эта, извините за выражение, дура в самом центре… Я не знаю даже, с чем ее сравнить. Это все равно что посреди Грановитой палаты деревянный нужник соорудить. Убили же станцию этим чудовищем – неужто не понимают? Поставили бы где-нибудь в сторонке, так нет!

Нерсессыч так стукнул кулаком по столу, что лежавшие на краю стола папки попадали на пол.

Макс поднял их и положил обратно.

Старик этой маленькой услуги, кажется, даже не заметил.

– Вы знаете, – продолжил он уже без надрыва, – ведь многие из старых, построенных при Сталине станций имели своим прообразом какой-либо храм. И это удивительно! В условиях воинствующего атеизма, гонений не только на православную церковь, но и на религию вообще! Станция «Кропоткинская» – это маленькая копия древнеегипетского храма Амона в Карнаке, «Полянка» – соборный храм, в рисунке свода «Новокузнецкой» использованы темы римской гробницы Валериев. На некоторых станциях можно найти каббалистические знаки, руны и даже аяты. Знаете, что такое аяты? В переводе с арабского – «знак, чудо, знамение». А по сути – краткие фразы из Корана, написанные причудливой вязью куфического письма. Я сфотографировал несколько образцов, а потом нашел возможность передать снимки одному ученому-арабисту. И он мою версию подтвердил. Это действительно аяты!

Симонян встал из-за стола и, сконцентрировав блуждавший до сей поры неведомо где (должно быть, среди вызывавших в нем священный трепет аятов, рун и каббалистических знаков) взгляд на напрягшемся Максе, пытливо всмотрелся в лицо гостя. Кривцов постарался изобразить искренний интерес. Видимо, ему это удалось, потому что «лекцию» Симонян продолжил с прежним пылом: