Читаем Метромания полностью

Да, мать… Он про нее в эти дни даже не вспоминал. Наверное, потому, что был уверен: маман делать ничего не станет. Скажет: «Сам вляпался – пусть сам и выпутывается». Хотя нет, зря он ее со счетов списал. Репутация! Вот что может заставить мадам Кривцову принять участие в судьбе собственного сына. Ну как же! Разве может она допустить, чтобы за спиной шептались: «Ее сын осужден за убийство». Ну да, ну да… Легкий флирт, пара букетов, присланных прямо на службу второразрядным артистом или бездарным, но модным мазилой. Пригласительные на банкеты-фуршеты, о которых секретарша госпожи Кривцовой непременно докладывает всему коллективу. Молодой любовник, наконец. Все это в кон, все это замечательно укладывается в образ преуспевающей современной бизнес-леди. А вот сын-уголовник – нет… Вдруг она уже что-то делает? Подняла свои связи, хлопочет, взятки сует. Хоть бы… Хоть бы кто-нибудь что-нибудь для него делал!

В шахту в Армянском переулке он спускался так, словно это было привычным делом. И по коридору, где на полу валялись окурки и смятые сигаретные пачки, шел как по тротуару. Вот сейчас поворот, а там и до Митричевых покоев рукой подать.

Едва он успел повернуть, как в лицо ударил мощный луч света.

Макс инстинктивно зажмурился и прикрыл глаза тыльной стороной ладони.

– Ты где был?!

Колян стоял расставив ноги и наклонив голову вперед.

– А чего? – стараясь скрыть волнение, спокойно сказал Макс. – Гулял. Имею право.

– Ах, ты, значит, право имеешь?! – прошипел Колян. – Я еще раз спрашиваю, пидор гнойный, где ты был? Лаз наш решил спалить, гнида?! Или напрямую к мусорам, дружкам своим, которые тебя сюда заслали, бегал, дислокацию докладывал?

– Ты че, с дуба рухнул?! – разозлился Макс. – Никому я ничего не докладывал!

– Врешь!

– Да пошел ты!

Удар был несильный, но неожиданный и пришелся в левый угол рта. Губы обожгло резкой болью, по подбородку потекла теплая струйка. Макс выбросил правый кулак вперед. Колян хрюкнул и согнулся пополам. Кривцов обошел его, шаркнув спиной по стене, и двинулся в сторону галереи.

– Я тебе это еще припомню! – прохрипел вслед Колян.

Встреча

Приехав утром на работу, Андрей сразу зашел к начальнику отдела и отпросился на первую половину дня по личным делам. Он еще сам не знал, как убьет время до четырнадцати ноль-ноль. А отсутствовать на службе ему нужно было непременно – на случай, если Катерина или мать Макса вздумают позвонить в офис. Мобильный он выключил прямо на выходе из здания. Сидеть в кафе поблизости от места работы было не резон – туда вполне мог заглянуть кто-то из коллег. И Шахов решил проехать пару станций, чтобы, выйдя на «Лубянке», заглянуть в «Библио-Глобус». Походить там час-полтора, купить пару книжонок, а потом… Потом видно будет. Искать Коляна он не собирался, а о вечерней встрече с Катериной и Людмилой старался не думать. На душе было так муторно и тряско, что Шахова даже подташнивало, а от мучительных мыслей шумело в ушах. «Пусть все идет как идет… Если менты действительно напали на след настоящего убийцы, Макс скоро будет на воле. С Катериной… И тогда всплывет история с показаниями Симоняна… Что я скажу, почему их Витьку не отдал? Да потому, что Витек к тому времени уже был под подозрением у своих, и всякое полученное через него известие… Нет, это глупо, никто не поверит…» Андрей вдруг подумал, что самое лучшее для него сейчас – серьезно заболеть, с температурой сорок и впадением в беспамятство, чтобы Катерина хлопотала возле него, плакала, свою вину чувствовала: ведь простудиться он мог только в подземелье, куда она его заставляла спускаться. Ну, пусть она и не заставляла (первые два раза он по собственной воле), но все равно полез-то он туда из-за Макса. Из-за ее любимого, ненаглядного Макса. «А может, сегодня вечером сделать вид, что иду под землю, а самому где-нибудь простудиться… – прикидывал Андрей. – Господи, да что же так хреново на душе!»

На платформе «Лубянки» было на удивление малолюдно. Вообще-то, Андрею не приходилось бывать здесь в утренние часы, но для любой станции, особенно пересадочной, десять часов с хвостиком – отнюдь не сиеста. Он шел к эскалатору, тревожно оглядываясь по сторонам, как вдруг услышал громкий, пронзительный голос, на одной ноте читавший кому-то нотацию:

– Мужчина, немедленно перестаньте обниматься! Уберите руку с бедра женщины! Вы где находитесь? В общественном месте вы находитесь! Вы ее еще прямо на ступеньках завалите! На глазах у всех! Совсем стыд потеряли! Воруете у страны, с чужими женами спите, а детей малых на улицу повыбрасывали! И детей, и собак, и кошек. Они все бездомные теперь стали. Ходют, милостыню просят, скулят, мяукают. Все время лают и мяукают – спать не дают… Эй, ты, проститутка! Ты, ты! И не оглядывайся на меня, не зыркай! Раз такую юбку надела, значит, проститутка. Вон как зад обтянула, чтоб мужики за тобой стаями, как за течной сукой, ходили! А про СПИД-то забыла, мочалка драная?! Все, все воры и суки-кобели похотливые! Сталина на вас нет! Иосиф Виссарионыч везде бы порядок навел. При нем в метро, как в царском дворце, было!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза