Между

– Послушай, а действительно! – вскинулся Фейдауг. – Если Сархад сейчас сделал окно, через которое он может видеть всё в Аннуине, то это значит, что и его могут увидеть через это самое окно! Ну, попробуй!

– Зачем вам это нужно… – попытался отказаться сидхи, но неубедительно. Идея Фейдауга явно пришлась ему по душе.

– А ты через огонь, – подсказал Гваллгоэг, тоже сидхи.

Седой, до того притворявшийся спящим, поднял голову, оперся на локоть.

Лоарн сосредоточился, мысленно потянулся к огню и через пламя (серебристо-голубой огнь сменился раскаленно-белым) позвал:

– Сархад! Вледиг! Это я, Лоарн…

Гневный голос, идущий ниоткуда, отбросил Лоарна к стене:

– В чем дело, Лоарн?! Я работаю!

На миг всем померещилась кузня и Сархад у наковальни. Видение тотчас пропало, но еще нескоро пришли в себя охотники Аннуина, смело встречавшие страшнейший из ужасов и – словно смятые порывом урагана от ярости потревоженного Кователя.

– В этом стремительно меняющемся мире… – проговорил Лоарн, мечтательно глядя в никуда, – есть вечные вещи, не подвластные бегу времен. Например, гнев Сархада, если попытаться отвлечь его от работы.

Тот, кто хорошо знал Лоарна, видел, что сейчас сидхи невероятно, абсолютно, запредельно счастлив.

Араун смотрел на спящую Эссилт, на Поющих – и словно раздумывал, гневаться ли ему или пока не спешить с этим.

– Зачем? – спросил Король Аннуина.

Принц-Папоротник улыбнулся:

– Она так хотела вернуться к мужу. Она теперь с ним.

– У людей это не называется быть вместе, – покачал головой Араун.

Стоило Королю-Оленю лишь немного пошевелить головой, как его исполинские рога удесятеряли движение, производя жуткое впечатление.

Араун хорошо знал это.

Поющие замерли, и у дев-цветов впервые мелькнула мысль, что они, возможно, сделали всё не так чудесно, как им казалось.

Голос Принца-Папоротника был тверд:

– Но человек живет в мире своих мыслей. Видеть мир подлинным человек не способен. Представлять себя рядом с другим – значит, быть с ним. Разве не так?

– В своем сне она вечно будет с мужем, – подхватила Желтоцвет, – а ее тело не проснется. Мы завьем его цветами, пусть оно спит здесь вечно.

– Для нее ведь больше не будет печали, – добавила Лиловая, – ей не надо будет терзаться самой и терзать всех нас своим горем. Неужели это плохо?

– Вы не знаете людей, – отвечал Араун. – То, что вам кажется добром, человек счел бы великой бедой. Но… будь по-вашему. Я не стану разрушать ваши чары. Если для Эссилт ваша греза – лучший выход, то она не проснется. Если же вы ошиблись – то маленькая королева скоро освободится от колдовского сна.

Араун пристально посмотрел на них:

– И если это произойдет, то мой вам совет: ни-ког-да не показывайтесь ей на глаза.

Поющие недоуменно переглянулись, но спорить не стали.

Эссилт просыпалась медленно и тяжело. Очень болела голова, как всегда бывает, если проспишь до полудня. Тело затекло… ни рукой, ни ногой не пошевелить.

Заставив себя раскрыть глаза, королева с испугом поняла, что она действительно не может встать. И дело было отнюдь не долгом сне: всю ее оплетали желтые и фиолетовые цветы, словно покрывало – или прочная сеть. Эссилт рванулась, в слезах от обиды и гнева.

Возвращение к мужу, счастье вдвоем – это был только сон?!

Ее обманули… пленили… связали этими живыми сетями!

Впервые в жизни Эссилт рвала цветы – с ненавистью.

«А я решила, что Сархад ошибся! Я поверила этим… поющим лгунам! Сархад… он там трудится для меня, а я… я осмелилась усомниться, что он знает единственно верный путь! Сколько я здесь проспала – часы, дни, недели?!»

При мысли об упущенном времени Эссилт стало совсем плохо. Она искала и не могла найти свой недошитый ковер, скрытый под густым слоем цветов. Еле отыскала, еле высвободила из зеленого тайника.

«Они хотели оставить меня здесь! Навсегда!»

Королева помчалась прочь с этой поляны.

… – Какие они странные, эти люди, – сказал Принц-Папоротник своим подругам, и они втроем принялись чинить цветочный узор, безжалостно порванный их неблагодарной гостьей.

* * *

Душно. Вялость, апатия, не хочется ничего делать… тяжелая полудрема…

– Нинниау залег, – усмехнулся Араун. – Все пути ветру перегородил.

Риэнис не ответила.

– А вот и твой Волк. Что ж, этой ночью мы все позабавимся.

Волк, олень и женщина? Рогатый Король, среброволосый Охотник и Королева? Или просто три Стихии – Власть чар, Ярость воина и женская Любовь? Какое обличье приняли они в эту ночь? Или у них не было зримого облика?

Каждый из тех, кто мог их видеть, видел по-своему.

– Только ты не очень увлекайся, – сказал Араун Седому. – Прошлый раз, когда ураган повыворачивал деревья с корнем, в Муррее расчищали завалы до осени, а уж в мире людей буреломов хватило на десятки лет.

– Кто бы говорил! – рассмеялся Серебряный Волк. – Прошлый раз чьи-то рога подняли такие древние пласты Силы, что твари ан-дубно полезли изо всех щелей даже летом, а осенью я со Стаей по колени лапы стер, пытаясь успеть повсюду сразу. В мире людей о том разгуле магии до сих пор легенды рассказывают.

– Вы до утра намерены беседовать друг с другом? – осведомилась Риэнис.

Душно. Ни ветерка.