Между

Благородное сердце.

Благородная речь.

Благородный клинок.

Взращенный на Авалоне и прославившийся на весь Прайден.

Твой сын был создан не для этого мира, а ты – воистину лучший из людей.

А человек не может быть лишен недостатков. Есть они и у тебя, как у всякого из вашего народа. Разница лишь в том, что дурной человек потакает своим слабостям, а ты – борешься с ними едва ли не отважнее, чем с врагами Прайдена.

Котел Керидвен ждет тебя. Или – сейчас уместнее было бы назвать его Святым Граалем?

Вот и третье кресло у нашего стола. Вот мед и яства для тебя. Входи, отдохни, отпразднуй с нами свою победу.

– Добро пожаловать в замок Карбонек, Гвальхмаи, – сказал Увечный Король. – Прости, что не встаю приветствовать тебя: рана не дает.

– Мой господин, – воитель склонился.

– Я хорошо знал твою могущественную мать, мой мальчик, но твоя слава превзошла ее.

Гвальхмаи поклонился еще раз.

– Сядь за стол с нами, мой мальчик. Или ты хочешь сперва перевязать свои раны?

– Это царапины, – отмахнулся Гвальхмаи.

Сархад за его спиной кивнул: именно так.

Воин Артура не заставил себя уговаривать и принялся за еду. Сидхи, усталый после неожиданного трудного боя, вытянулся в кресле и осушал чашу за чашей. Вран не донимал гостя расспросами, дожидаясь, пока тот утолит первый голод.

Но вопрос задал сам Гвальхмаи:

– Кто-нибудь уже был здесь?

– Только твой сын.

– Галахад? И… что?

Бендигейд Вран вздохнул:

– Отвечу тебе прямо. Он ушел от нас. Ушел к своему богу. Котел Керидвен предстал ему простой глиняной чашей, наполненной кровью. Ты лучше моего знаешь, что это.

Гвальхмаи кивнул, ответил:

– Он был слишком чист для нашего мира. Надеюсь, тот мир, куда он ушел, достаточно чист для него.

После паузы спросил:

– Где вы похоронили его?

– Нет, – ответил Король-Рыбак.

– Нет?

– У него нет могилы. Он вошел в зал Котла… или, вернее, Грааля, – и не вышел оттуда. Его бог забрал твоего сына во плоти.

Гвальхмаи тяжело вздохнул, одним глотком осушил чашу, с удивлением обнаружил, что она снова полна, осушил опять.

– Ты пустишь меня взглянуть на Грааль? На Котел Керидвен? – спросил он Увечного Короля.

– Не только взглянуть. Он исполнит любое твое желание.

Воитель покачал головой:

– Мое заветное желание недостойно. Его нельзя исполнять. Я люблю ту, кого любить не имею права. Нет на свете Короля благороднее, чем ее муж. Нет на свете женщины прекраснее, чем она.

– Поговорите без меня, – вдруг сказал Сархад, и резко отодвинув кресло, вышел прочь.

Кромка судеб: Бендигейд Вран

Всё правильно, Вороненок. Ты всё делаешь правильно.

Я тебе этого, разумеется, не стану говорить вслух – но ты и без слов почувствуешь мое одобрение.

Тебе будет легче.

Ты поистине великий лжец, Сархад. Ты потрясающе лжешь не только другим, а – самому себе.

Ты уверяешь себя, что не горишь желанием к той единственной женщине, которую ты полюбил.

Ты способен убедить в этом всех. Ее саму. Ее мужа. Своих отца и мать. Самого себя. Даже я поверил было.

Это мудро, Вороненок.

Так проще ей. Так легче тебе.

И если бы Гвальхмаи сейчас случайным словом не разбередил твою рану – я бы продолжал тебе верить.

Ты запер свою страсть, как зверя в клетку. Надежно запер.

Отлично, Вороненок.

Раньше ты одолевал других – смеясь и гордясь победами. Теперь ты одолел самого себя – и не это ли величайшая победа Сархада Коварного?

– Что случилось? – нахмурился Гвальхмаи. – Чем я обидел его?

– Ничем. Просто он, как и ты, считает, что ради счастья лучшей из женщин нужно отказаться от любви к ней.

– Он ведь из сидхи, – отвечал воитель Артура. – А сидхи не ведают, что такое честь. Им проще… Я предам своего короля и перестану уважать сам себя, если поддамся чувству, на которое не имею права.

– Да, законы человеческой чести непросто понять, – кивнул Вран и подумал, что Сархада и Гвальхмаи удерживают совершенно разные причины: сидхи боится обидеть любимую, а человек выше всего ставит верность своей чести. Говорить этого Рыбак не стал, спросив: – Тогда чего же ты хочешь от Грааля?

Кромка мечты: Гвальхмаи

Я – человек. Жрецы новой веры говорят, что человек – грешен.

Но меня воспитывали на Авалоне. И я скажу иначе: человек – несовершенен.

Ибо – человек.

И всякий мечтает о недоступном. Голодный – о еде. Слабый – о силе. Я мечтаю о совершенстве.

Нет, я не льщу себя надеждой когда-нибудь достичь идеала сам. Но – приблизиться к нему. Прикоснуться. Увидеть.

Твердо знать, что цель моих поисков существует, хоть и недостижима для меня.

– Что ж, – сказал Бендигейд Вран, – ступай к Котлу Керидвен. Надеюсь, ты найдешь то, что искал.

Гвальхмаи прошел в соседний покой, где алмазным блеском лучился Грааль – то ли Чаша, то ли Камень.

Двери закрылись за лучшим из воителей.

Король-Рыбак не хотел знать, каким будет заветное желание сына Ниневы и осмелится ли он высказать его.

Утро они с Сархадом, по обыкновению, проводили на берегу. Вран тянул невод, сидхи разговаривал со своими воронами-разведчиками.

Из замка вышел Гвальхмаи, бледный – явно не сомкнул глаз ночью – но посветлевший лицом. Счастливый.