Между белыми и красными. Русская интеллигенция 1920-1930 годов в поисках Третьего Пути

«ПРОТОКОЛ № 1

ЗАСЕДАНИЯ ПОЛИТБЮРО ЦК РКП ОТ 3-ГО ИЮНЯ 1924 ГОДА

ПРИСУТСТВОВАЛИ: Чл. ПБ ЦК РКП: т.т. Зиновьев, Каменев, Сталин, Троцкий.

Канд. в чл. ПБ: т.т. Дзержинский, Молотов, Сокольников, Фрунзе.

Члены ЦК РКП: т.т. Андреев, Евдокимов, Красин, Кубяк, Микоян, Пятаков, Смирнов А. П.

Член Президиума ЦКК: тов. Сольц.

1. Вопросы НКИД

Слушали 1-И. О «Накануне» (т.т. Крестинский, Чичерин, Литвинов)

Л. 3. Постановили:

1-И– а) Предрешить закрытие «Накануне» согласно решения Политбюро от 26/III–24 г., но новой газеты взамен «Накануне» в Берлине не открывать.

б) Поручить т.т. Степанову и Крестинскому подготовить издание в Париже полуофициоза (не коммунистической газеты, но со строго обеспеченным советским характером)»[328].

Окончательно закрытие «Накануне» зафиксировано на заседании Политбюро 14 августа 1924 г:

«ПРОТОКОЛ № 18

ЗАСЕДАНИЯ ПОЛИТБЮРО ЦК РКП ОТ 14/VIII -1924 г.

ПРИСУТСТВОВАЛИ: члены Политбюро т.т. Бухарин, Зиновьев, Каменев, Рыков, Сталин, Троцкий.

Кандидаты тт. Рудзутак, Дзержинский.

Члены ЦК: тт. Бубнов, Ворошилов, Харитонов, Андреев, Догадов.

Кандидаты: тт. Смилга, Шмидт В.

Члены ЦКК тт. Янсон, Ярославский.

СЛУШАЛИ: 1-в. О «Накануне» (ПБ от 3/VI пр. № 1. 1-И)

(т.т. Чичерин, Брюханов)

ПОСТАНОВИЛИ: а) Поручить т. Крестинскому окончательно ликвидировать коммерческие отношения с газетой «Накануне» с наименьшими расходами денежных средств со взятием всех активов газеты.

Б) Поручить Секретариату разослать всем членам Политбюро справку о положении дела с изданием газеты в Париже, во исполнение постановления Политбюро от 3/VI–24 г. (пр. № 1.п.1-И)»[329].

В эмиграции после закрытия «Накануне» лишь Н. В. Устрялов в Харбине продолжал проповедовать сменовеховские идеи. Сам Устрялов в дневнике определял свое новое положение следующим образом:

«XII съезд компартии показывает, что на спуске встречаются рытвины, а тормоза грозятся вовсе застопорить весь возок. Тогда – беда!..

Признаться, я теперь доволен, что живу в Харбине, а не в Берлине, где пришлось бы слишком глубоко и безоглядно уйти в конкретную политику (заставили бы и враги, и друзья). А время не способствует поспешному и чрезмерному выявлению себя до конца. Особенно же опасны какие-либо увлечения, «движения чувств». Отсюда удобнее наблюдать и проявлять необходимую трезвость в оценках и констатирования.

Между прочим, любопытна перемена фронта к нам, сменовеховцам, со стороны большевиков. Теперь и в речах, и в прессе они ополчаются на нас. Словно наши дружеские объятия для них страшнее Деникина и Врангеля. И впрямь – не слишком ли от них душно правоверному коммунизму?

Иногда ведь объятиями можно задушить. Это большевики отлично понимают и потому к горячим ласкам «Накануне» относятся не менее опасливо, нежели к моей холодной лояльности. Им нужно сохранить суровость своих партийных когорт, а нашими устами в коммунистические ряды напускается туман, насквозь проникнутый миазмами пореволюционной буржуазии и русского национализма.

Но трудно от этого тумана отделаться при нынешних условиях.

Пусть почитает кому следует. Желательно во всех отношениях»[330].