Между белыми и красными. Русская интеллигенция 1920-1930 годов в поисках Третьего Пути

Не случайно В. Х. Даватц и Н. Н. Львов в 1923 г. сделали в своей книге акцент на противопоставлении истинных патриотов сторонниками Третьего Пути «усталым» и «опошлившимся»: «В Париже, среди кадет милюковского толка, сменовеховцев, среди людей, готовых отречься от всего и ничего не признающих, усталых, опошлившихся, – делается такое признание: «Я сделал поход с самого начала, с первых дней Новочеркасска. Наши лишения, наши жертвы кажутся ненапрасными, и я заявляю вам, что, не поколеблясь ни одной минуты, я готов вновь начать тот же поход и проделать его в течение всех трех лет заново»[341].

Поиски Третьего Пути соприкасались с широко распространенными в те годы национал-большевистскими настроениями, порожденными идеей, что вопреки своей воле большевики стихийно творят нужное дело и революционный кризис приведет к «выпрямлению русской исторической линии». Из этих настроений вышло сменовеховство в самых непримиримых правых кругах. Первым проповедником национал-большевизма, или, как он сам его называл, «национал-максимализма», стал князь Ю. А. Ширинский-Шихматов. В своих основных утверждениях Ширинский-Шихматов был продолжателем идейной традиции, основанной на вере в мессианское призвание России. Другой представитель российского зарубежья – В. С. Варшавский считал «первым проповедником» идей сменовеховства, или, как он сам определял, «национал-максимализма», князя Ю. А. Ширинского-Шихматова, по прямой линии потомка Чингисхана, бывшего кавалергарда и военного летчика, а в эмиграции шофера такси. Тот утверждал, что «в России изживается мессианство коммунистическое, но мировой размах остается; на смену идет мессианство сверхнациональное; раскрепощение страждущих и угнетенных; третьим – и последним – этапом (пусть через сто лет) – будет мессианство христианское, православное»[342]. Считая русский народ избранным народом Божьим, Ширинский-Шихматов сравнивал его судьбу с судьбой другого народа, «отмеченного печатью избранничества»[343]

.

В начале 1930-х годов он издает в Париже сборники «Утверждения», в которых принимают участие не только национал-максималисты, но и представители других оттенков пореволюционной мысли: Н. А. Бердяев, Е. Скобцова (мать Мария), Меньшиков, правые евразийцы, устряловцы Васильев и Таносов, христианские анархисты, полумладороссы, националисты-христиане, неонародники. Об интересе к идеям сборника свидетельствует рост тиража: 1-я книга – 600 экземпляров, 2-я – 1200 экземпляров, 3-я – 1800 экземпляров. При этом важно отметить, что издание выходило без помощи меценатов, исключительно на заработки адептов национал-максимализма. Эта же группа на ротаторе смогла наладить и выпуск журнала «Завтра»[344]. Программа журнала определялась следующим образом: «Наша цель установлена достаточно ясно: устроение нового социального уклада, одновременно антикапиталистического и антикоммунистического, на основе христианской правды. Такова общественная формула утвержденцев»

[345]. Вера в мессианское призвание русского народа, социальное раскрытие христианства и утверждение превосходства духа над материей составляли основные элементы идеологии сборников «Утверждения» и журнала «Завтра» национал-большевизма.

При этом идейно близкие сменовеховству идейные течения послереволюционной эмиграции – «Скифы», евразийцы – сходились, по мнению непосредственно наблюдавшего их И. Г. Эренбурга, в одном: гнилому, умирающему Западу противопоставляли Россию с ее высокой духовностью, базирующейся на православии, что было своеобразным отголоском давних суждений славянофилов[346]

.

Широкой популярностью среди зарубежного беженства вне его корпораций и групп пользовался «Союз молодой России» («младороссы»), созданный в 1923 г. в Мюнхене. В. С. Варшавский отмечает: «С первого же дня работы съезда обнаружилось полное единодушие всех участников его по основному вопросу о необходимости скорейшего водворения в России ее исконного монархического строя и восстановления в ней власти законного царя из дома Романовых»[347].

Эволюция новых политических сил к концу 1920-х годов показывает, что Союз младороссов после долгих и напряженных усилий пытался превратиться во вторую советскую партию, занимавшую положение революционной оппозиции в отношении к партии правящей. Правящая коммунистическая партия, с точки зрения младороссов, «узурпирует руководство русской революцией». Поэтому они противопоставляли коммунизму надклассовую монархию[348]. Но беда младороссов была в том, что они превратились «во вторую советскую партию» не в России, а в эмиграции. Пышная внешняя атрибутика (форменная рубашка, флаги, присяга, церемонии) и балы привлекали в организацию немало эмигрантской молодежи, беженства. Вступившая в эту партию Н. А. Кривошеина описывала, как они повторяли «вслепую данные советской прессы, <…> что до 1920 г. в России вообще не было промышленности», и, когда она привела несколько общеизвестных фактов – «кто-то возражал, и даже довольно резко», а прочие «признались, что в первый раз это слышат»[349].