На основании этого Фейербах критикует предложенную представителями немецкой спекулятивной философии концепцию независимой, абстрактной воли, не подразумевающую стремление к счастью, иллюзорной воли. Он подчеркивает, что ограничение жажды и стремлений человека к счастью есть ограничение его воли, а разделение счастья и морали есть ложная мораль аскетизма. Настоящие морально-этические нормы базируются на удовлетворении человеческих нужд – в этом и заключается смысл эгоистической морали. Однако, поскольку в данном случае интересы конкретного индивидуума оказываются неотделимы от интересов социума, этот эгоизм вовсе не равнозначен корыстолюбию и личной выгоде. Фейербах считает, что любовь есть чувственная, наполненная страстью, истинная, основополагающая воля, исходящая из самых глубин человеческого сердца и души. Именно такая непреходящая любовь и заставляет частное превращаться в категорию. Философ предлагает выделить категорию «религии любви», которая должна заменить веру в божественное. Высший императив морали заключается в том, чтобы ограничивать себя рамками разума и относиться к другим с любовью, поскольку все это соответствует истинной сути человеческого рода.
С утверждением позиций созерцательного материализма, Фейербах перешел к острой критике спекулятивного идеализма и теологии. Он попытался с теоретической точки зрения разрешить вопросы взаимосвязи знания и воли с практикой и жизнью, обозначив последние две категории в качестве краеугольных камней отрицания идеализма: «Те сомнения, которых не разрешает теория, разрешит тебе практика»[72]
.Тем не менее, поскольку человек у Фейербаха является лишь «объектом чувств», а не «ведущим чувственную деятельность», он не рассматривается в качестве субъекта. Человек отделяется от деятельности по преображению естественного, окружающего его мира, по изменению самого себя. В этом заключается серьезный недостаток воззрений философа на деятельность человека в частности и практику вообще.
По мнению Фейербаха, человеческая деятельность является созерцательной. В принципе, созерцание представляет собой абстрактную теоретическую деятельность, а не чувственно-практическую. Фейербах называет теоретическую деятельность «теоретическим созерцанием», считая ее «деятельностью настоящего человека». Он сужает понятие «практического созерцания», полагая, что его особенность заключается в обозревании очевидных вещей и ограничивается рамками взаимосвязи повседневных интересов и материальной жизни человека. Философ недооценивает практическую деятельность, помещая ее ниже теоретической. Он считает, что «практическое созерцание есть созерцание нечистое, запятнанное эгоизмом, ибо оно не позволяет мне относиться к вещи бескорыстно; оно не есть самодовлеющее созерцание, так как я не отношусь здесь к объекту, как к равноценному со мной»; «с практической точки зрения, человек входит во взаимосвязь со всеми вещами, исходя исключительно из личной выгоды и ради самого себя; с теоретической стороны, эта связь с вещами совершается ради самих вещей»[73]
. Фейербах подчеркивает, что «теоретическая точка зрения означает гармонию с окружающим миром… Если же человек, напротив, смотрит на мир с практической точки зрения и превращает эту практическую точку зрения даже в теоретическую, то он расходится с природой и превращает ее в покорного слугу своих эгоистических интересов, своего практического эгоизма[74]. Мыслитель выражает недовольство абстрактным мышлением и прибегает к чувственному созерцанию, которое, однако, остается в области абстрактной теории, не затрагивая реальной практики и чувственной деятельности человека.